Владимир Георгиевич Егоров (2013г)

I. Введение.

Кооперация мелких товаропроизводителей входит в число общественно-экономических явлений, привлекающих активное внимание обществоведов. Историческому, философскому и экономическому осмыслению места и роли коллективных предприятий мелких собственников в цивилизованном процессе посвящена обширная литература^.1 Вместе с тем, очевидным диссонансом степени изученности конкретно исторических аспектов проблемы выглядит уровень теоретических обобщений, дающих возможность выявления институциональных особенностей указанной формы общественного производства. Отсутствует ясность даже в таких узловых вопросах, как определение самого понятия кооперации, кооперативного общественного движения, закономерностей возникновения и развития кооперативного уклада и т. д. Лишь в малой доле восполняют большой пробел в теории отдельные положения недавно вышедшей исторической работы Файна Л. Е.² 

Нельзя сказать, что вопросы теории не интересовали ученых и практиков кооперативного строительства. Однако в разные временные периоды их исследованию препятствовали как объективные, так и субъективные причины, отчасти обусловленные сложностью самого предмета изучения, занимающего переходное положение в смене цивилизаций.

Значительное место кооперативной теории отведено в дореволюционной литературе, где эти проблемы освещались исходя из практических потребностей строительства коллективных предприятий.³ 

Однако обобщения, сделанные «по ходу» происходящего, участниками которого являлось большинство исследователей, не отличались глубиной, а зачастую носили характер политической декларации.

Не получила сколько-нибудь существенного развития кооперативная теория и в трудах представителей социалистической мысли конца XIX начала XX столетий. Даже теоретики, оставшиеся, в отличие от марксистов, верными народнической традиции и придававшие артелям и товариществам большое значение, рассматривали их в контексте политической борьбы, а не в плане предмета научного исследования, что, вне всякого сомнения, сказалось на содержании их произведений.⁴ 

Преградой научному анализу теоретических проблем кооперации в советский период являлся доведенный до абсолюта классовый формационный подход в обществоведении, отвлекавший внимание исследователей на обоснование ставших сегодня неактуальными положений об отличии кооперации буржуазной и социалистической, наполнения кооперативных союзов социалистическим содержанием.⁵ Думается, что не совсем отказались от классового клише «наоборот» и многие современные исследователи, представляющие неоднозначные изменения, происходящие с кооперацией в годы Советской власти, исключительно результатом «злодеяний» большевиков.

Недостаток теоретических изысканий в области кооперации обусловлен и сложностью самого предмета исследования. Закономерно вышедшая из недр традиционного общества и, несущая в себе черты отрицаемые капитализмом, кооперация, снискав сочувствие сил, противостоящих буржуазным порядкам, получила широкое выражение в идеологии политики, общественной мысли.

Объективно, играя роль формы концентрации мелкого производства при переходе к индустриальному обществу, в идеях и деяниях борцов против капитализма кооперативные объединения приобретали новое звучание – общественно-политической организации, противостоящей нарождающемуся капиталу. Соответственно и акцент в цивилизационной оценке значения кооперации был неоправданно смещен в плоскость борьбы двух парадигм исторического развития человечества: социалистической и капиталистической. Это обстоятельство, в свою очередь, как бы исключало возможность определения собственного исторического местоположения коллективных предприятий мелких собственников и либо обрекало их быть обязательным атрибутом капиталистических отношений, либо идеалом будущего социалистического устройства общества. Хотя опыт модернизации стран, не переживших революционной капитализации, показывает, что хозяйственные союзы мелких товаропроизводителей, наряду с капиталистическим укладом, занимали в процессе концентрации производства свое, определенное естественными границами, место. Кроме того, сложившийся в ходе революционных социалистических движений союз рабочего класса с мелкими собственниками, являвшимися социальными носителями кооперации, породил специфически пролетарский взгляд на кооперативы, как одну из форм классовой борьбы. Мало того, стремление использовать привлекательность коллективных предприятий инициировало появление таких организаций, которые исключительно служили цели консолидации пролетаризирующейся массы в борьбе с капиталом — потребительских союзов. 

Таким образом, сложность и многогранность экономических, социальных и политических проявлений кооперации неизбежно обусловливали трудности, возникавшие при попытках теоретического анализа; расплывчатость понятийного аппарата; смешение разнородных исторических категорий и явлений. Отсутствие четких граней между экономическим укладом и общественным движением в поддержку кооперации, экономическими, социальными и политическими чертами того, что мы привычно именуем одним понятием – кооперация, реализовалось в синкретичности научных подходов к определению её сущности, этапов развития, места в цивилизационном процессе и т. д. 

Конечно, всё сказанное выше о литературе и исследователях, посвятивших кооперативной тематике многочисленные страницы и огромные творческие силы, ни коим образом не умаляет собранный и систематизированный багаж знаний о кооперации, на который и опирался автор при написании данной работы. 

Настоящая попытка освещения некоторых теоретических вопросов кооперации связана с целью определения необходимых ориентиров её конкретно-исторического изучения. Кроме того, теоретические искания автора исходят из представления о том, что прогресс человечества неизбежно ведет к доминированию субъективного фактора вообще и в общественном производстве в частности, востребует утраченную капиталистическим конвейером необходимость в сознательном работнике; поднимает роль малых  экономических форм, позволяющих реализовать индивидуальность труженика и в большей степени аккумулирующих интеллект, нежели материальные средства производства; возвращает человеческое общество к первозданному, естественному состоянию коллективизма, а, следовательно, актуализирует опыт существования организационной формы, для которой указанные черты являлись основополагающими.

Предлагаемая книга не имеет цели систематического изложения теории кооперации, а лишь представляет собой попытку автора обобщить имеющийся багаж теоретических знаний, содержащийся в отечественной и зарубежной литературе и, по возможности, высказать ряд собственных суждений относительно генезиса и условий функционирования артелей и товариществ либерального и социалистического видения парадигмы кооперативного развития, понятия кооперации.

1. Литература, посвященная кооперации в нашей стране настолько обширна, что её библиографическое описание потребовало специального исследования, см.: Ильин Ю.А. Отечественная кооперация. Библиографический указатель литературы за 1925 – 1992 гг. Иваново, 1994, 471 с.; Гриценко И.Ф., Меркулов А.В. Систематический указатель русской литературы по кооперации 1856 – 1924 гг. М., 1925.
2. Файн Л.Е. Российская кооперация: историко-теоретический очерк 1861 – 1930 гг. Иваново: Иван. гос. ун-т, 2002.
3. Анцыферов А.Н. Очерки по кооперации. М., 1915; Вартанянц В.К теории кооперации. М., 1912; Евдокимов А.А. К теории кооператизма. М., 1909; Жид Шарль. О кооперации. Будущее кооперации. М., 1917; Исаев А. Артели в России. Ярославль, 1881; Каблуков Н.А. Курсы по кооперации. М., 1915; Маслов П.П. Кооперация и народное хозяйство; Николаев А.А. Теория и практика кооперативного движения. Вып.I., М., 1908; Озеров И.Х. Общество потребителей. Исторический очерк их развития в Западной Европе, Америке и России. 1894; Пекарский В.Ф. Нормальная экономика (Теория кооперации) СПб., 1914; Прокопович С.Н. История кооперации в России. М., 1903 и т. д.
4. Авалиани С. Политические задачи кооперации. Пг., 1917; Атабелян А. Кооперация и анархизм. М., 1919; Бертран Л. Кооперация и социализм. Гельсингфорс, 1917; Вандервельде Эм. Социалистический строй. СПб., 1906;  Исаев А.А. Артели и общественная борьба. СПб., 1912; Кильчевский В.А. Кооперация и революция. М.: Совет Всероссийских кооперативных съездов, 1917; Меркулов А.В. Кооперация как творческий социализм. Союз потребителей, 1918; Николаев А.А. Кооперация и социализм. 1915; Пажитнов К.А. Кооперация и её отношение к профессиональному движению, политическим партиям и социализму. Пг.: Мысль, 1917; Поссе В.А. Кооперация и коммунизм; Равид Г. Социализм и кооперативное движение. СПб., 1906; Слобожанин М. Новые построения в идеологии и теории кооператизма – артельности. Пг., 1919; Соколов Н.Н. Кооперация и демократия. М., 1918. 
5. Подробный анализ советской литературы по кооперации содержит указанная работа Файна Л.Е.

II Виды кооперации и их место в цивилизационном пространстве.

Понятие кооперация используется в научной литературе в двояком смысле, более широком и более узком. Широкая трактовка содержания этого термина имеет своей исходной основой определение кооперации, данное К.Марксом: «Итак, кооперация – это, прежде всего непосредственное – не опосредованное обменом – взаимодействие, – писал он, – многих рабочих для достижения одного и того же результата, для производства одного и того же продукта одной и той же потребительной стоимости (или одного и того же полезного эффекта). Она есть, прежде всего, взаимодействие многих рабочих. Следовательно, существование агломерации, скопления многих рабочих в одном и том же пространстве (на одном месте), работающих одновременно, является первой предпосылкой кооперации – или уже само представляет собой ее материальное бытие».¹  Кооперацию, основанную на объединении труда, К.Маркс именовал «простой кооперацией»²  и считал ее отправной точкой дальнейших  процессов обобществления  производства.

В узком смысле кооперация рассматривается как самостоятельный общественно-экономический уклад, основанный на коллективном владении мелкими товаропроизводителями средствами производства и совместной хозяйственной деятельности. И хотя именно эта кооперация составляет предмет настоящего исследования, необходимо кратко охарактеризовать  кооперацию первого вида, что диктуется необходимостью внести ясность в черты, отличающие или делающие родственными общественные явления, определяемые этими двумя понятиями.

Кооперация, как процесс обобществления труда, зародилась на самых ранних стадиях развития человеческого общества и имела место на протяжении всего пути нашей цивилизации: в первобытной родовой общине, феодализме, имеет широкое распространение и в наши дни.

Исключительно формационное видение исторического содержания обусловило наличие в современной литературе мнения о прямой связи внутреннего содержания кооперации труда и господствующего способа производства. Исходя из этого, получили право на существование понятия «первобытной», «рабовладельческой», «феодальной» и, наконец, «капиталистической» кооперации. Примеров тому достаточно. В качестве иллюстрации приведем лишь один из них. «При различных способах производства, – говорится в монографии Чигринова В.И. и Лычко Т., — кооперация принимает различные формы, каждая из которых имеет соответствующее способу производства социальное содержание».³ В противоположность указанному представлению, отмечая разницу  во внешних условиях существования простой кооперации  труда, К.Маркс  не видел принципиального отличия  в ее содержании в разные исторические эпохи.⁴ С точки зрения внутренней сущности, кооперация труда советских лесорубов мало, чем разнится с кооперацией труда рабов в Древнем Египте или кооперацией труда крепостных крестьян.

В отличие от индивидуального труда, простая кооперация создает дополнительно производительную силу за счет объединения усилий индивидуумов (при пооперационном разделении производственной деятельности или без такового), что способствует усреднению  труда каждого, участвующего в хозяйственной деятельности увеличению производства  при сокращении пространственных его масштабов  и следовательно, уменьшению дополнительных затрат, внедрению в трудовой процесс элемента соревновательности.⁵ 

Все остальные характеристики и условия носят внешний характер и находятся за пределами внутренней сущности  простой кооперации. Так, например, базисом корпоративных тенденций родовой общины являлись совместные условия производства. Человек мог стать их собственником, только через участие в коллективе. Основу кооперации  в эпоху рабовладения и феодализма составляла личная зависимость рабов и крестьян, а при капитализме экономическое принуждение пролетариев, лишенных средств производства. Однако, несмотря на разность внешних обстоятельств, побуждающих людей к объединению, основой формы хозяйствования, обеспечивающей вследствие слияния индивидуальных усилий дополнительную производительную силу, являлась коллективизация труда. В свою очередь факторы, детерминирующие обобществление трудового процесса определяли не качество самой производительной силы в виде объединенного труда, а способ ее использования. 

Таким образом, кооперация труда, зарождавшаяся на самых ранних этапах развития человечества и существующая сегодня, не имеет формационной принадлежности и не составляет социально-экономического уклада. В силу естественных условий: протяженности территории, сурового климата, сложности освоения земель под возделывание, коллективные формы труда приобрели в средневековой Руси особое значение и определили характерные черты ментальности русского человека. В отечественной научной и общественной мысли это обстоятельство нашло отражение в тезисе о присущей исключительно русским «артельности», что само по себе отражало историческую действительность.  Однако наличие с глубокой древности артельных форм труда послужило основанием необоснованному суждению авторов народнического направления о том, что именно в России сложились наиболее благоприятные условия для широкого распространения хозяйственных объединений мелких товаропроизводителей. Мало того, большинство из них вообще не видели отличий между трудовыми артелями, союзами рыбаков, объединениями разбойников, тюремных заключенных и т. д. и кооперацией, составляющей особый вид производственных отношений. Характерным примером может служить опубликованная в 1881 году докторская диссертация Исаева А.. Судя по всему, нет окончательной ясности в этом вопросе и сегодня. Так в фундаментальном сборнике трудов российских экономистов, общественных деятелей, кооператоров-практиков «Кооперация. Страницы истории» содержится материал, начиная с «Артелей декабристов в Сибири», не позволяющий судить о том, что понимают под кооперацией составители сборника, тем не менее, представляющего большой научный интерес.⁶

На стадии промышленного мануфактурного производства,  начиная с половины XVI столетия до последней трети XVIII века складывалась кооперация, основанная на разделении труда, т.е. кооперация, где дополнительная производительная сила создавалась не столько за счет пооперационного деления технологического процесса, что упрощало каждое специальное действие производителя, сколько в результате дифференциации производства на циклы, требующие  специальных навыков, имеющих самостоятельную ценность.

Кооперация, сущностью которой являлось разделение труда, имело в своей основе два характерных качества, порождающих свое диалектическое отрицание. Во-первых, вследствие пооперационного разделения трудовой деятельности возникала возможность  выполнения отдельных операций  механизмами, что создавало  предпосылки появления, по словам К.Маркса, сложной кооперации машин. Во-вторых, существуя, как за счет объединения наемного труда, так и в результате совместной деятельности самостоятельных собственников, создавая и в том и в другом случае однопорядковый, равнонаправленный экономический вектор концентрации производства, кооперация основанная на обобществлении мелких хозяйств, кроме всего прочего достигала дополнительного производительного эффекта не столько за счет совершенствования организационных или технических устоев, сколько за счет  органического соединения труда и собственности. 

В свою очередь кооперация, созданная организующей ролью частного капитала, получила конкретно-историческое воплощение в мануфактуре и существовала на основе разделения труда рабочих, лишенных собственности. При этом, кооперация собственников в отличие от крупнокапиталистических предприятий имела две характерные черты: во-первых, позволяла избежать негативных последствий первоначального накопления капитала. По словам К.Маркса: «Экспроприация  непосредственных производителей совершается с самым беспощадным вандализмом и под давлением самых подлых, самых грязных, самых мелочных и самых бешеных страстей».⁷ Во-вторых, была ограничена социально-экономическими рамками, сохранявшими превалирующее значение субъективного фактора, а именно индивидуальность мастера, возможность непосредственного участия каждого в делах  предприятия. Утрата любой из этих черт вела к потере институционального содержания кооперативной формы организации общественного производства, поэтому с переходом к индустриальному обществу, предполагавшему примат крупной машинной промышленности, функциональное пространство хозяйственных объединений мелких собственников сокращалось. Вместе с тем, вряд ли правомерно считать и второй путь концентрации производства частным капиталом единственно закономерным. Говоря другими словами, неверно полагать абсолютным опыт западноевропейской модернизации, т. е. переход к индустриальному обществу  на основе революционной капитализации. 

Современная вестернизация мирового пространства, сопровождаемая политической и культурной экспансией, неизбежно породила комплекс тенденций, разворачивающихся по всему спектру мировоззренческих дисциплин, сориентированных на обоснование незыблемости либерализма, абсолютизацию опыта евроцентристских направлений общественного развития. Капитализму здесь отводится место объективной, закономерной ступени поступательного движения человечества к прогрессу, миновать которую не может ни одно общество, в противном случае своеобразие и оригинальность чреваты политическими, военными или экономическими санкциями, а в теоретическом плане — клеймом архаизма и недоразвитости.

Евроцентризм глубоко проник в сознание значительной части обществоведов, в том числе отечественных, что является с одной стороны политическим заказом сторонников капиталистического выбора, а с другой — результатом насаждения в науке искаженного понимания марксизма, верно отразившего лишь одну из многих линий социального движения, но не претендовавшего на роль абсолютной, раз и навсегда данной истины. «Уничижительная» критика марксизма, характерная литературе указанного направления, тем не менее, зиждится на идентичных марксистским постулатах о неизбежности примата капитализма. Только у последователей К.Маркса этот тезис доказывал закономерность создания материальной базы социализма, а у либеральных авторов абсолютность капиталистического пути.

Достаточно четко и совершенно понятно на этот счет высказалась, например, автор недавно вышедшего учебного пособия Л.А.Моисеева:  «… европеизм — там, где модернизируются экономика, политика, все жизненные отношения и возникает принципиально открытая, сознательно спорящая внутри себя, актуально не совпадающая с собой культура… «Запад» в конце XX века — не географическое понятие и даже не понятие капитализма… Это всеобщее определение  того хозяйственного, научно-технического и структурно-демократического уровня, без которого немыслимо существование любого истинно современного, освобожденного от докапиталистической архаики общества».⁸ 

Проблема генезиса капитализма, его закономерных и исторически приобретенных черт, имеет для нашего исследования принципиальный характер, так как позволяет решить важные  теоретические вопросы: «закономерен ли путь совершенствования кооперационных процессов, где организатором таковых становится исключительно крупный капитал, или закономерным следует считать эволюционное развитие, где капитализм есть равный среди равных, а индивидуальная собственность имеет альтернативный путь концентрации, через кооперацию?»; «является ли объективным тоталитарный детерминизм крупной частной собственности?».

Обратимся к авторитету трижды переизданного на Западе исследования выдающегося британского историка Эрика Хобсбаума: «Век революции. Европа 1789-1848». Исследование истории ранних этапов капитализма с очевидностью обнажило природу крупного европейского капитализма, черпающего свои богатства из неэквивалентной торговли, грабежа и военной экспансии колониальных периферий. Не требует дополнительных комментариев красноречивые высказывания      Хобсбаума Э.  на этот счет: «Набоб (В XVIII в набобами называли приехавших в Англию с награбленными богатствами высших служащих Ост-Индской компании — примеч. Э.Хобсбаума), или плантатор, возвращаясь из колоний с богатством, шокирующим воображение провинциальных скупцов, купец и отправитель грузов из таких чудных портов, как Бордо, Бристоль, Ливерпуль, которые строились и перестраивались в этом веке, оказывались настоящими экономическими счастливчиками этого века, сравнимыми разве что с крупными государственными деятелями и финансистами, преумножавшими свое богатство, находясь на выгодной государственной службе, так как это все еще был век, когда выражение «доходная королевская служба» имело буквальное значение. Кроме него, юристы, представители среднего класса, клан предпринимателей, местные пивовары, торговцы, получавшие умеренный доход от сельского хозяйства, жили скромной и тихой жизнью, и даже владельцы мануфактур оказались лишь немного богаче людей совсем бедных».⁹ Не менее интересно замечание Хобсбаума Э. в отношении роли, привнесенного за счет грабежа других стран, торгового капитала в эволюции мелкой промышленности: «Разделение труда и функций в процессе производства привело к разделению ремесленных процессов и появлению целого ряда полуквалифицированных рабочих из числа крестьян. Старые мастера — ремесленники, или некие особые группы ремесленников, или какая-либо группа посредников могли превратиться в нечто вроде подрядчиков, или нанимателей, работодателей. Но главный регулятор этих разрозненных форм производства тот, кто связывал труд далеких деревень или предместий с главным рынком, был чем-то вроде купца. И «промышленники», которые появлялись или были готовы появиться из рядов самих производителей, были мелкими управляющими помимо него, даже когда они не были напрямую от него зависимы».¹⁰ 

Мексиканский исследователь Эрнст Мандель подсчитал «стоимость золота и серебра, вывезенного из Америки до 1660 года, стоимость добычи, захваченной в Индонезии голландской Ост-Индской компанией с 1650 года до 1780 года; прибыли французского капитала, нажитые на работорговле в течение XVIII века; доходы, полученные за счет эксплуатации рабского труда на Антилах и за счет полувекового ограбления Англией Индии; полученный им результат превосходит суммарную стоимость капитала, вложенного во всю европейскую промышленность до 1800 года.»¹¹ 

Таким образом, на мануфактурной стадии развития в странах прародительницах европейского модерна произошло революционное замещение естественного процесса укрупнения мелкого производства организующим действием субъективно возникшего фактора крупного капитала, что привело к искривлению исторической логики в сторону частнокапиталистического детерминизма, устранению возможности роста промышленности на основе эволюции мелкой собственности, в том числе и через кооперативные объединения. 

Отдавая должное революционизирующей роли капитализма (что не адекватно признанию его социальной ценности), было бы неверным связывать модернизацию исключительно с насильственным сломом устоев традиционного общества и капиталистической индустриализацией, ведущей к переустройству аграрного сектора экономики, нарушению эволюционного движения человечества. Исторический опыт Японии служит тому наглядным подтверждением. Хотя справедливости ради оговоримся, что и здесь втягивание японской экономики в современную мировую систему капиталистических отношений привносит свой специфический отпечаток. Как отмечают Молодякова Э.В. и Микарьян С.Б., каждый качественный скачок в достижении новой ступени развития достигался в Японии не за счет отрицания предыдущей (как это было на Западе), а на основе обновления традиций.¹² Рост городской промышленности в конце XIX — начале XX веков происходил «на фоне сохранения традиций крестьянской семьи — иэ».¹³ 

Особенности эволюционного развития форм хозяйственного устройства японской экономики породило характерную исключительно для страны восходящего солнца систему построения устойчивых объединений крупных фирм со средними и мелкими предприятиями — кэйрэцу. «Их наиболее распространенной формой являются вертикальные по типу объединения предприятий в сборочных производствах обрабатывающей промышленности, контуры которых напоминают пирамиду. Головная фирма является при этом вершиной пирамиды, а субподрядные предприятия располагаются на различных ее «этапах», причем пирамида устроена таким образом, что по мере приближения к ее основанию, размеры предприятий уменьшаются, а их количество возрастает.

Производственные  связи между предприятиями в рамках кэйрэцу обычно дополняются и другими видами зависимости, главным из которых является участие головной фирмы в капитале субподрядчиков».¹⁴ 

Система кэйрэцу занимает значительное положение в промышленности современной Японии. В машиностроении она охватывает 78,5 % мелких и средний предприятий, в транспортном машиностроении 72,8 %, в общем машиностроении — 70,1 %, точном машиностроении 64,8 %, металлообработке — 66,0 %, текстильной отрасли 55,6 %.¹⁵ 

Не трудно заметить, что кооперация мелких собственников имеет здесь более высокий уровень организации, нежели в момент своего зарождения, что говорит о многовариантности процесса концентрации мелкой собственности. Сама жизнь, которая, вне всякого сомнения, богаче и разнообразнее любого теоретического построения диалектически увязала разновеликие субъекты, определила сложную интеграцию кооперационных связей, гармонично соединила индивидуальные, групповые и общественные интересы.

Замечательно, что японская традиционная концепция кэйрэцу, «будучи по своей природе образованием, нарушающим рыночные принципы, является не только экономически эффективным, но и обладает рядом конкурентных преимуществ по сравнению с чисто рыночными структурами».¹⁶ Таким образом японский опыт поступательного движения к техническому и социальному прогрессу красноречиво свидетельствует, что организующая роль крупного частного капитала, вытеснение мелкого производства, также как и исключительно рыночные принципы построения хозяйственных связей далеко не абсолютные условия совершенствования общества.

Вопреки социологическим построениям Лауреата Нобелевской премии Фридриха А. Хайека, в основе которых лежат принципы индивидуализма, «унаследованные от Эразма и Монтеня, Цицерона и Тацита, Перикла и Фукидида»¹⁷, важнейшей чертой «общественно-политической жизни японцев является группизм. В качестве его следствий (предпосылок или составных элементов) обычно называют недостаток индивидуализма, личностного самосознания, слабость представлений о правах человека и неготовность бороться за них».¹⁸ 

Совершенно очевидно сходство демократических норм организации производства, свойственное кооперативным предприятиям с основами трудового процесса в японской экономике, где в отличие от западной схемы «машина — человек», стержневой фигурой является не «отдельный работник с узко ограниченными трудовыми функциями, а группа людей, которой дается некоторая свобода принятия решений при определении способов выполнения производственной задачи».¹⁹ Корни такого сходства в единых истоках, не прерванного капиталистической революцией, естественного развития традиционного общества, наиболее полно выраженного в словах министра финансов Швеции с 1856 года барона Юхана Августа Гриленстедта: «По моему, — говорил он в одной из своих речей, — не должно существовать как препятствий для организации того или иного производства, так и понуждений для развития тех производственных отраслей, средства на которые поступают в ущерб развитию других видов производства. Труд должен сам распределяться в согласии с предписаниями самой природы, а капитал без принуждения идти в те отрасли, где он будет с наибольшим успехом использован».²⁰ 

Стадия мануфактурного производства характеризуется наличием многообразных форм организации, в ряду которых как кооперация мелких собственников, так и капиталистические предприятия занимают лишь строго определенное место. Мало того, в силу сохраняющегося большого значения ручного труда мастеров объединяемых крупным капиталом, сама частнокапиталистическая форма не полностью освобождается от возможности демократического развития.

«Разделение труда в мануфактуре, — писал К.Каутский, — привело к видоизменению ремесленного труда. Но оно не устранило его совершенно. Искусность ремесленника, в общем и целом, остается основой мануфактуры. Это дает частичному рабочему, хотя бы и односторонне обученному, известную независимость по отношению к предпринимателю».²¹ 

Искусственно привнесенный примат капитализма определил тот порядок вещей, который с научной последовательностью проанализировали основоположники марксизма. Буржуазная революция внесла коррективы в эволюционный ход поступательного движения общественного хозяйства, что привело, во-первых, к детерминированию частнокапиталистической модели развития, во-вторых, к архаизации других направлений укрупнения производства, усечению тенденций мелкотоварного уклада концентрации. 

Интересно в этой связи замечание профессора Туган-Барановского М.И., относительно значения городского ремесла в традиционном обществе, как носителя организующих начал и изменения его природы в капиталистической системе. «Когда ремесло составляло вершину городского хозяйства, оно обладало, — писал он, — исключительной способностью к социальному творчеству; когда оно было оттеснено на заднее место растущим капитализмом и стало слабейшим звеном промышленной системы, оно утратило способность к организации (в кооперацию — авт.) и пульверизировалось на отдельные предприятия, каждое из которых думает только о самозащите и своих частных интересах…».²² Капитализация промышленности вела к потере основной массой бывших самостоятельных хозяев своего прежнего социального статуса и переходу в ряды пролетариата, искривлению морфологии общественного устройства в сторону гипертрофии частнокапиталистической тенденции, сужала и ставила в полную экономическую зависимость слои мелких товаропроизводителей, архаизируя структуру хозяйственных связей, значительно ограничивая потенцию концентрации производства последних, через кооперацию. Говоря о причинах неудачи кооперации в мелкой промышленности, преемник Шульце-Делича по руководству «Всеобщим союзом» Германии Крюгер, на крейцнахском съезде союза в 1902 году сказал: «ремесленников же, спустившихся до уровня пролетариата, нельзя сделать успешными предпринимателями с помощью кооперации».²³ 

Таким образом, кооперация мелких собственников – это тип производственных отношений, возникающих не в связи с капитализмом, а проявляющих себя как самостоятельная историческая реалия на этапе перехода человечества от традиционной к индустриальной цивилизации. И только в силу исторических обстоятельств, способствующих конституционализации капитала, хронологический период и экономическое пространство её существования были значительно сокращены.

Коллективные предприятия мелких товаропроизводителей представляют собой форму некапиталистических отношений, продукт эволюционизирующего под воздействием товаризации хозяйственных связей, традиционного общества. Соотношение традиционных черт и модерна в кооперации непосредственно зависело от сферы  функционирования. Очевидно, что сельское хозяйство, несущее в себе характерные черты традиционализма, накладывало отпечаток своеобразия на облик кооперативного объединения, зарождающегося и функционирующего в этой отрасли экономики. Аграрный сектор, в отличие от быстро капитализируемой промышленности, действовал в соответствии со своими специфическими закономерностями, создающими характерный облик всех общественных институтов. Исследуя проблему генезиса кооперации, было бы неверным не заметить своеобразие корпоративных тенденций, проявляющихся в аграрном секторе экономики.

Анализ традиционных черт артелей и товариществ, особенно сельскохозяйственных, возможен лишь в связи с уяснением основных характеристик аграрного общества, генерирующего основополагающие сущностные качества кооперативов. Наиболее удачное, на наш взгляд, их теоретическое осмысление содержат труды Крылова В.В., изучавшего социально-экономическую организацию развивающихся стран. 

По мнению Крылова В.В. основополагающей чертой докапиталистического общественного устройства являлась «доминирующая роль природно-естественных элементов производительных сил по отношению к трудом созданным, или исторически приобретенным их элементам.

Непеределанность природы человеческим трудом, незначительная роль переделанной трудом природы по сравнению с остальной девственной природой позволяет понять, почему в пределах исторически приобретенных элементов производительных сил главную и решающую роль играют еще субъективные, личные элементы производительных сил по сравнению с элементами предметно-вещественными, объективными».²⁴ 

Принятые в качестве базисных посылки автора о доминирующей роли в системе традиционных производительных сил природных факторов над исторически приобретенными, а в содержании последних субъективных начал, позволяют определить основные направления движения социально-экономических процессов и общественных институтов, которые имеют непосредственное отношение к возникновению и функционированию кооперации.

Остановимся на факторе, прямо вытекающем из характера натурального способа производства и порождающем свою противоположность — товарное хозяйство, как необходимое условие, побуждающее крестьян к кооперированию. Речь идет о росте населения, преумножающего главную составляющую исторически приобретенного элемента производительных сил — живой труд. Постоянное увеличение числа занятых в производстве, позволяло расширить пространственные масштабы хозяйственной деятельности и получать за счет этого дополнительный продукт удовлетворения возрастающих потребностей.

Однако в диалектическом единстве с естественными границами экстенсивного роста, увеличение народонаселения вело к вытеснению части сельских производителей из аграрного сектора и вместе с феодальной администрацией и оформившимся в результате общественного разделения труда слоем ремесленников, составлявших социальную основу перехода к товарно-денежным отношениям, возникновению мелкотоварного уклада, приходящего на смену «вынужденной товарности» крестьянских хозяйств под воздействием бремени феодальных и государственных повинностей.

Иллюстрацией этого положения может служить вывод Фернана Броделя, исследовавшего корреляцию народонаселения с материальной культурой человечества: «Если людей становится больше, — пишет он, — происходит и увеличение производства и обмена; расширяется земледелие на целинных, лесистых, болотистых, гористых землях. Наблюдается рост мануфактур, увеличение размеров деревень и еще чаще — городов; возрастают масштабы передвижения людей».²⁵ 

Следует заметить структуру и соподчиненность отдельных элементов докапиталистических производительных сил, внесших определяющие черты в характер труда. «1. Среди предметно-вещественных факторов труда главную роль играют естественные орудия труда, а не трудом созданные, — пишет В.В. Крылов — 2. Среди трудом созданных орудий труда главную роль играют орудия для коллективного пользования (ирригация, плотины, дороги, средства транспорта и т.д.), а не индивидуального  пользования, т.е. всеобщие, трудом созданные средства труда доминируют над особыми, трудом созданными орудиями труда.

3. Так как естественные производительные силы также есть всеобщие средства труда (однако не трудом созданные, но данные самой природой), то оказывается, что естественные всеобщие средства труда доминируют над трудом созданными всеобщими средствами труда, а эти последние — над особыми факторами производства, созданными трудом.

4. Господство всеобщих средств труда над особыми предопределяет доминирование коллективных форм живого труда над индивидуальной трудовой деятельностью».²⁶ 

Таким образом, глубинные базисные явления, вытекающие из существа производительных сил натурального хозяйства, определяли коллективный характер труда в семье, общине, временных и постоянных объединениях, формировали ментальные черты коллективизма, сотрудничества и взаимопомощи, что, вне всякого сомнения, способствовало зарождению и успешному внедрению кооперативной формы организации крестьян.

Своеобразие, заключающееся в доминировании живого труда в системе исторически приобретенных производительных силах традиционного общества, отразилось на содержании отношений, возникающих по поводу их присвоения, т.е. отношений собственности, где главенствующую роль, исходя из вышесказанного, занимали умения и навыки работника.

В свою очередь это обстоятельство обусловило двойственность положения работника, являвшегося одновременно собственником своих физических и умственных способностей. Таким образом, фундаментальная, знаковая характеристика кооперации — соединение труда и собственности, отражающая органическую связь кооперативных предприятий с традиционным обществом, уходит своими корнями в базис докапиталистического способа производства и актуализируется во всех его институтах.

Не менее важной чертой традиционной формы хозяйствования, обусловленной определяющим значением в производительных силах природных циклов и естественных биологических процессов, является ограниченная возможность разделения труда, что, в совокупности с пространственной рассредоточенностью сельского хозяйства, делает невозможным деление производственного процесса на отдельные, не требующие особых навыков операции. «Правда, земледелие, — писал об этом А. Смит в книге: «Исследование о природе и причинах богатства народа», — по самой природе своей не допускает ни такого многообразного разделения труда, ни столь полного отделения друг от друга различных работ, как это возможно в мануфактуре. Невозможно вполне отделить занятие скотовода от занятия хлебопашца, как это обычно  имеет место с профессиями плотника и кузнеца. Прядильщик и ткач почти всегда два разных лица, тогда как работник, который пашет, боронит, сеет и жнет, часто представляет собой одно лицо. Ввиду того, что эти различные виды труда должны выполняться в различные времена года, невозможно, чтобы каждым из них в течение всего года был постоянно занят отдельный работник».²⁷ 

Ограниченность общественного разделения труда в сельском хозяйстве, а следовательно невозможность упрощения и унификации отдельных циклов трудовой деятельности требовало использования заинтересованного, наделенного особыми навыками, труда, что практически неизбежно предполагало преодоление противоречия между трудом и собственностью и ограничение сферы использования наемной рабочей силы подсобными операциями.²⁸ 

Отметив эту особенность аграрного устройства, А.В. Чаянов сделал очень важный теоретический вывод о том, что первой ступенью кооперативной организации в сельском хозяйстве, являлось не объединение мануфактурного типа, как в промышленности, а семейная кооперация.²⁹ 

В отличие от промышленного производства сложный вид кооперации аграрной сферы возникал не в форме мануфактуры, рожденной процессом общественного разделения труда, а в рамках организационной структуры семейных коллективов, обеспечивающих разделение трудовых  функций между членами семьи. При этом длительное развитие родственных объединений в условиях натурального хозяйства, определяло безусловное наличие необходимых навыков у каждого их составляющего субъекта. Соединение труда и собственности достигалось в семейной кооперации за счет интеграции усилий родственников, являющихся в одно и то же время и работниками и хозяевами всех компонентов производственного процесса.

Верность теории «семейной кооперации» Чаянова А.В. подтверждает современная кооперативная практика. Так, несмотря на то, что в середине 80-х годов доля фермерских хозяйств составляла 15% индивидуальных членов сельскохозяйственной кооперации стран ЕЭС, их оборот превышал половину суммарного оборота кооперативного сектора. А в США и Канаде эта сельская кооперация представлена исключительно фермерскими объединениями.³⁰ 

Значительная роль живого труда в затратах большинства отраслей сельского хозяйства в сравнении с «предметно-вещественными элементами», делала аграрный сектор менее привлекательным для крупного капитала, чем промышленность, обеспечивала социально-экономическую устойчивость семейной кооперации, инициировала альтернативные капитализму пути укрупнения производства через кооперирование.

В свою очередь кооперация мелких собственников как союз семейных кооперативов отражала естественную тенденцию сельского хозяйства к укрупнению и проявляла себя, прежде всего в тех сферах деятельности, где преимущества крупного предприятия были очевидны.

Для выявления этих направлений деятельности А.В. Чаянов расчленил «план» «земледельческого производства» на «технические процессы», имеющие «различную природу»:

«1) Механические процессы, связанные с земельным пространством (обработка почвы, посев, перевозки, уборка урожая, перегоны скота и проч.)

2) Биологические процессы растениеводства и животноводства (произрастание растения, лактация коров, нагул мяса и проч.)

3) Механические процессы первичной переработки получаемого сырья (молотьба, сливкоотделение, приготовление масла, трепка льна и проч.)

4) Хозяйственные операции, связывающие хозяйство с внешним миром (покупка и продажа, кредитные отношения и проч.)».³¹ 

Анализируя операции, входящие в каждую из обозначенных категорий, Чаянов А.В. делает вывод, что из «процессов первой категории  значительное большинство не зависит в своем выполнении от размеров хозяйства, некоторый перевес в употреблении сложных машин имеет хозяйство крупное, а во внутрихозяйственном транспорте — хозяйство мелкое.

Процессы второй категории значительно лучше удаются мелкому хозяйству, так как они требуют большего внимания и индивидуализированного ухода; единственно, что лучше для крупного хозяйства — это процессы племенного животноводства, так как содержание племенных производителей не под силу мелким хозяевам.

Все процессы третьей и четвертой категории значительно лучше могут быть организуемы в наиболее крупных формах.

Как мы уже знаем, подобный технический дуализм не давал в земледелии перевеса ни крупной, ни мелкой форме производства и породил новый, наиболее совершенный технический аппарат в виде системы кооперированного трудового хозяйства».³² 

Отсутствие реальной альтернативы в виде крупного капитала, как правило, мало привлекаемого сельскохозяйственной сферой приложения за исключением тех случаев, когда интерес к сельскому хозяйству носил избирательный характер и был вызван поиском устойчивых сырьевых источников или исторических ситуаций, при которых буржуазный слом традиционных устоев выполнял социальный заказ (огораживание в Англии),  делало универсальной кооперативную форму расширения масштабов производства.

Как показала практика, сельскохозяйственная кооперация проявляла устойчивость и жизненность даже в развитом капиталистической обществе потому, что, во-первых, занимала достаточное место в экономическом пространстве, и воспроизводила отношения, адекватные своему нормальному существованию; во-вторых, в силу того, что основополагающие характеристики аграрного сектора, заложенные в докапиталистическую эпоху и остающиеся функциональными реалиями и при капитализме, прямо воздействовали на кооперацию.

Попытка насильственно прервать естественный путь кооперативной эволюции сельского хозяйства приводит к массовой пауперизации населения, далеко не всегда ведущей к обретению большинством раскрестьяненных нового социального статуса — пролетариев. Современный российский агропромышленный комплекс – красноречивое тому подтверждение. 

Не менее показательны данные экономической комиссии ООН по Латинской Америке, приводимые в книге С. Кара-Мурзы «Столыпин — отец русской революции»: «После прихода к власти Пиночета были расформированы кооперативы, которые вызывали негодование политиков своей неэффективностью и в которых было занято примерно 450 тысяч крестьян. Порядка 50 тысяч крестьянских хозяйств, можно сказать, «состоялись» на участках, полученных от разрушения кооперативов. 400 тысяч крестьян оказались пауперами. Их расселили вдоль дорог. Иногда в распоряжении семьи паупера лишь 100 квадратных метров земли. А ведь, считая с семьями, это девятая часть населения страны, выпавшая из экономически активного населения, поскольку они даже не маргиналы, а именно пауперы. И это явление настолько универсально для стран, пошедших по пути разрушения кооперативов, что чилийские экономисты далее оперируют термином «пауперизирующее окрестьянивание».³³ 

Если вторгающиеся в невосприимчивый к социальным новациям аграрный сектор капиталистические производственные отношения приводят к трансцендентным изменениям сельского хозяйства, то кооперация, охватывающая различные стороны производственного цикла селян, не влечет за собой революционную ломку, насильственное разрушение традиционных устоев, а логично вписывается или составляет неотъемлемую часть эволюции, их содержания, несущей рыночные преобразования.

В этой форме производственной организации находили свое место не только мелкие собственники, но и представители «отживающих» классов: крупные феодальные землевладельцы, духовенство и т.д. В конце XIX века крупные землевладельцы и духовенство активно участвовали в сельскохозяйственной кооперации Франции, Бельгии, Германии. Для того чтобы представить себе широту этого явления приведем следующие данные. «В 305 кредитных товариществах Померании было из среды крупных землевладельцев 109 председателей совета и 50 председателей правления. В Силезии в 319 кредитных товариществах было из среды крупных землевладельцев 308 председателей правления, 273 председателя совета».³⁴ Согласно обследованию 1933 года помещики и крестьяне-собственники, составлявшие лишь 29% всех членов сельскохозяйственных кооперативов Японии, занимали 80% всех высших должностных кооперативных постов. В свою очередь на долю первых, представляющих лишь 5% членской массы приходилось 15% оплаченного капитала, 16% — вкладов, 12% — ссуд, 18% — объема продаж, 36% — руководящих должностей деревенских товариществ  и наоборот, в числе арендаторов, уже полностью втянутых в сферу капиталистических отношений удельный вес кооператоров был вдвое ниже чем в среде помещиков и крестьян-собственников.³⁵ 

Попытка удержать крестьянство в сфере своего политического влияния лишь поверхностная причина участия в кооперации привилегированных слоев населения. Главная причина лежит значительно глубже — в использовании доступного пониманию, как помещиков, так и крестьян хозяйственного предприятия, составляющего альтернативу враждебному тем и другим капиталистическому порядку.

Показательно в этой связи выступление Лондрата фон-Эйзенгард-Роте на майнцском конгрессе деревенских кооперативов в 1908 году, приводимое в книге М.И.Туган-Барановского. В своей речи докладчик говорил о том, «каким образом кооперативное движение может наиболее целесообразным образом поддержать стремления, направленные к увеличению числа сельскохозяйственных рабочих путем прикрепления их к земле?» Решение этой проблемы представитель крупных землевладельцев видел в препятствовании раскрестьяниванию и отходу селян в город, через вовлечение населения деревни в артели и товарищества.³⁶ 

Тенденция к консолидации социальных слоев традиционного общества нашла наиболее полное воплощение в идеях графа Рокиньи, духовного вождя аграрной кооперации Франции XIX века, создания профессиональных ассоциаций. «Сельскохозяйственные синдикаты, — писал он, — включают в свои ряды, как хозяев, так и рабочих, и на этом основан их успех. Крупные землевладельцы, фермеры, управляющие, мелкие землевладельцы, служащие, простые рабочие входят в состав одного союза; они научаются в нем знать друг друга, помогать друг другу, просвещать друг друга, обсуждать свои общие интересы и соединяться для общей победы. Ничто не сближает в такой степени различные общественные классы, и ничто не способствует в такой мере объединению их интересов, и ничто не поднимает в такой мере уровень демократии. Первые деятели сельскохозяйственных синдикатов  очень правильно поняли, что для достижения действительного прогресса и крупных, социальных результатов необходимо, в виду раздоров и столь эксплуатируемых недоразумений в промышленном мире, утвердить союз, господствующий между хозяином и рабочим в сельском хозяйстве».³⁷ 

В отличие от промышленности, где концентрация производства имеет множество альтернативных путей и кооперация занимает ограниченное, именно ей отведенное ходом истории место, опыт развития сельского хозяйства показывает, во-первых, что кооперативным объединениям принадлежит здесь одна из центральных ролей; во-вторых, явное преимущество артелей и товариществ в сравнении с частнокапиталистическими предприятиями. В условиях, когда эти два уклада имеют равные стартовые возможности, кооперативный сектор выигрывает соревнование, что говорит об имманентности коллективной формы организации производственной деятельности институциональному содержанию отрасли. Свидетельств тому множество, приведем лишь одно из них.

К концу 1800-х годов резко обострилась конкуренция в отрасли по переработке молока в Новой Зеландии. Борьба разворачивалась главным образом между кооперативными и частными предприятиями. Результаты этого противоборства очевидны из следующих данных. Доля кооперации в общем производстве молочных продуктов постоянно росла: 1900-1902 гг. — 45,5%; 1910-1911 — 65,8%; 1920-1921 — 84,5%; 1930-1931 — 92,6%; 1935-1936 — 93,3%; 1940-1941 — 96,7%.³⁸ 

Таким образом, сельскохозяйственные артели и товарищества мелких собственников, имеющие черты характерные кооперации в целом в силу специфики внешних условий возникновения и развития имеют свои особенности, определяющие не только масштабы распространения аграрных кооперативов, их внутренний характер, но и перспективы современного развития.

Принципиально иную природу, нежели объединения сельских товаропроизводителей и кустарей имели кооперативные объединения другого вида – общества потребителей. Несмотря на очевидность исторического несовпадения в происхождении, качественных отличий в содержании при внешней схожести форм, отечественная кооперативная мысль рассматривает потребительские союзы как явление однопорядковое с  коллективными предприятиями, являвшимися переходной формой мелкого производства к индустриальному обществу. Хотя такая постановка вопроса сыграла свою отрицательную роль не только в научном познании, но и в практике кооперативного строительства. Сама логика хозяйствования подсказывала необходимость дифференциации экономической политики по отношению к разным  видам кооперативов. Думается, что не огульная жажда «смести наследие капитализма», а лишь попытка справиться с упорядочением товарообмена (кстати, предпринимаемая уже до революции) в годы военного коммунизма, привела Ленина В.И. к необходимости огосударствления, прежде всего разветвленного аппарата потребкооперации, а за одним и сельскохозяйственной и промысловой кооперации. При этом экономическая практика тут же откорректировала «скороспелое» решение. Вплоть до НЭПа большая часть кустарной кооперации сохраняла относительную самостоятельность.

Специфика потребительских союзов, во-первых, основывается на исторически приобретенных, субъективных началах инициирующих их возникновение, в то время как появление кооперации в целом  стало результатом закономерных процессов. Причем, организованные Р. Оуэном (1771-1858 гг.) первые потребительские общества были не самоцелью, а лишь средством для решения главной задачи — создания коммун.

Однако чем больше союзы потребителей приспосабливались к условиям капиталистического хозяйства, тем меньше соответствовали содержанию оуэновских идей. Посещая город Карлейл в 1836 г., Р.Оуэн писал: «К моему удивлению, я нашел в различных частях города 6 или 7 кооперативных обществ. Общества эти хорошо работают, т.е. получают известную прибыль от совместной продажи в розницу. Однако давно пора покончить со столь распространенным взглядом, будто такие общества и суть та социальная система, к которой мы стремимся, или что эти общества имеют что-либо общее с новым нравственным миром».³⁹ 

Английские ткачи Рочдейла, учредители первых организационных принципов потребительских объединений опирались в своем творческом поиске на формы, взятые из окружающей действительности, которая не могла дать, помимо капиталистических, никаких иных основ функционирования.

Это обстоятельство стало причиной того, что «три из четырех основных  принципов рочдэйлских ткачей вытекают не из основ кооперативной идеологии, а из предпринимательских соображений кооператора — организатора».⁴⁰ 

Реализация оптом закупленного товара по средним розничным ценам, а не по себестоимости за счет чего кроме фонда, подлежащего распределению среди членов, формировалась и торговая прибыль общества, экономическая выгода в виде сберегаемых средств, в результате возврата части торговой прибыли сообразно сумме годовых покупок в кооперативе, отсутствие кредитования покупателей, отпуск товаров исключительно за наличный расчет — все эти организационные черты, выдвинутые «рочдэйлскими пионерами» в качестве основополагающих, были заимствованы из существующих капиталистических условий хозяйствования и адекватно воспроизводили эти отношения.

Принципы, рожденные благими намерениями работников — капитала, на основе которых строились первые потребительские союзы и не могли быть ничем иным как орудием борьбы против наступления капитализма в то же время по-своему содержанию не выходящим за его пределы, напротив полностью соответствующим отношениям, генерируемым этим способом производства.

Во-вторых, потребительская кооперация, возникнув, приобретала иной, нежели другие формы кооперативных объединений, социальный смысл. Если основу последних составляли средние слои населения, интегрирующие свои материальные и трудовые ресурсы в более совершенную форму хозяйственной организации, то объединения потребителей, как правило, возникали на пролетарской почве⁴¹  и являлись средством борьбы с торговым капиталом или сбора ресурсов для осуществления какой-либо социальной задачи (организации совместного досуга, образования и т.д.).

Организационные принципы кооперативных союзов потребителей: отсутствие обобществляемой в коллективную, выделяемой из частного владения, собственности, за исключением незначительного паевого взноса, в дальнейшем имеющего минимальное значение в распределении дохода; опосредованное участие членов кооператива в его делах несли в себе черты ограниченности, и препятствовали реализации основной сущностной характеристики кооперации, а именно достижению экономического эффекта не за счет заимствования хозяйственных стимулов и приемов у капитализма, а исключительно благодаря объединению материальных, трудовых, интеллектуальных сил ее членов.

Выполняя миссию социальной защиты своих членов, потребительская кооперация была в большей степени, чем другие коллективные предприятия, политизирована, при чем вне зависимости от той или иной партийной окраски, а в силу своего внутреннего содержания. Так относительно пролетарских союзов Чаянов А.В. высказался совершенно определенно: «… рабочее движение выражается тремя конкретными формами — рабочей партией, профессиональным союзом и рабочей кооперацией».⁴² 

Основанная в 1885 году в Бельгии рабочая партия включала потребительские ассоциации как структурные подразделения.⁴³ Рабочие потребсоюзы зачастую своими уставами предусматривали материальные отчисления в фонды забастовок. «Например, кооператив «Парижская экономика», созданный в 1841 г., учредил в этих целях специальную кассу солидарности и кассу пропаганды социалистических идей. В 60-х гг. XIX века многие рабочие кооперативные общества Франции были очагами социалистической пропаганды; среди них — потребительский кооператив «Домашняя хозяйка» и сеть кооперативных столовых «Котел»».⁴⁴ 

В-третьих, хозяйственная кооперация и в широком и в узком смысле, это отношение, проявляющееся в процессе производства и создающее, в силу своей особенности, дополнительную производительную силу. При этом обобществление охватывает одну из сторон производственного процесса — сбыт, снабжение, целиком или частично собственно трудовую деятельность.

Формальное сходство закупочно-сбытовых товариществ мелких товаро-производителей с потребительскими союзами, тем не менее, не дает основания для отождествления этих организаций. Вновь обратимся к мнению признанного кооперативного авторитета — Чаянова А.В.: «Точно так же, — пишет он, — выбор машин и даже разработка новых типов машин — все это придает закупочной кооперации не столько значение центра механического снабжения хозяйств средствами производства, сколько центра коллективной мысли, организующей в крестьянском хозяйстве средства его производства, как путем организации совместной закупки, так и другими путями воздействия на крестьянское хозяйство. Недаром же именно закупочная кооперация обрастает испытательными семенными и машинными станциями, лабораториями и другими учреждениями, разрабатывающими методику земледельческого производства.

Вот соображения, заставляющие нас в большей мере причислять закупочные кооперативы к производственной кооперации».⁴⁵ 

Кооперативная организация потребителей не создает, выражаясь словами К. Каутского «новую общественную производительную силу», а лишь рационализирует одну из сторон общественной жизни — потребление и то в узких, ограниченных классовой принадлежностью, рамках.⁴⁶ Если кооперация мелких производителей, вытекающая из закономерного хода развития общественного производства и составляющая значительную часть его институционального содержания является категорией базисной, то общественные объединения потребителей относятся к явлениям надстроечного порядка.

Подводя итог сказанному, необходимо отметить, что понятие кооперации, применяемое отечественной обществоведческой литературой, объединяет широкий спектр экономических и социальных явлений, имеющих различную природу, истоки возникновения и парадигмы развития.

Кооперация труда, родившаяся на самых ранних стадиях человечества, послужила исходным моментом дальнейших кооперационных процессов, прошедших сложные витки корпоративных тенденций, воплотившихся не только в объединении производств, но и во всеобщей интеграции, составляющей одну из черт глобализации.

Кооперация мелких собственников в промышленном и сельскохозяйственном производстве появилась на этапе перехода общества к индустриальной цивилизации и в силу своего промежуточного положения обладала дуалистичной сущностью: сохранения традиционных начал коллективизма, соединения труда и собственности, превалирования субъективного фактора, параллельно с движением в сторону рыночной трансформации. Черты традиционализма, связывающие кооперативную форму организации производства с аграрным обществом, в большей степени были присущи сельскохозяйственным артелям и товариществам, воспроизводившим их из сферы функционирования. Объединения мелких товаропроизводителей составляли особый тип отношений и развивались не в связи с капитализацией общества и не как зародыш социализма, а как самостоятельный путь концентрации мелкого производства, его переходная ступень к индустриальной цивилизации.

Отдельный вид кооперативных организаций составляли потребительские союзы, представлявшие собой формализованную реакцию эксплуатируемой капитализмом народной массы или средством противостояния, в первую очередь, пролетариата засилию торгового капитала. История создания обществ потребителей тесно связана с самыми ранними этапами становления буржуазного порядка, когда влияние торгового капитала было особенно ощутимым.

1. Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В.И.  О кооперации. — М.: Политиздат, 1988, с. 18.
2. Там же, с. 22.
3. См. например: Дронов В.Т.  Диалектика развития общественной кооперации: теоретический и методологический аспект исследования. — Л., 1989, с. 16-22; Чигринов В.И., Лычко Т.  Социальная сущность кооперации при социализме. — Харьков, 1989, с. 2.
4. Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В.И.  О кооперации., с. 44.
5. Там же, с. 39.
6.  Исаев А. Артели в России. Ярославль. 1881; Кооперация. Страницы истории. Т.I, кн. первая. М.: Наука, 1998, кн. вторая, ч. 1-2, 2001. 
7. Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В.И.  О кооперации, с.51
8. Моисеева Л.А.  История цивилизации. Курс лекций. Серия «Учебники, учебные пособия». — Ростов Н/Д: Феникс, 2000, с. 324.
9. Хобсбаум Э.  Век революции. Европа 1789-1848/ Пер. с анг. Л.Д.Якушиной. — Ростов Н/Д: Издательство «Феникс», 1999, с. 32.
10. Там же, с. 33.
11. Островский А.В.  История цивилизации. — СПб.: Издательство Михайлова В.А., с. 209.
12. Молодякова Э.В., Маркарьян С.Б.  Японское общество: книга перемен. М., 1996, гл. I.
13. Япония-2000: Консерватизм и   традиционализм. — М.: «Восточная литература» РАН, 2000, с. 157.
14. Там же, с. 129-130.
15. Белая книга по мелким и средним предприятиям. Токио, 1997, с. 174.
16. Япония-2000: Консерватизм и традиционализм, с. 135.
17. Хайек Ф.А. фон.  Дорога к рабству. — М.: Экономика, 1992, с.18.
18. Япония-2000: Консерватизм и традиционализм, с. 40.
19. Там же, с. 160.
20. Мелин Ян, Юхансон Альф. В. Хеденборг Сюзанна.  История Швеции/Пер. со швед. — М.: Издательство «Весь Мир», 2002, с. 188.
21. Каутский К.  Экономическое учение Карла Марска, с. 131.
22. Туган-Барановский М.И.  Социальные основы кооперации. М., 1916, с. 468-469.
23. Там же, с. 462.
24. Крылов В.В.  Теория формаций. — М: «Восточная литература», 1997, с. 8.
25. Бродель Фернан.  Структуры повседневности: возможное и невозможное. — М.: Прогресс, 1986, с. 42.
26. Крылов В.В.  Теория формации. — М., с. 13.
27. Петти В., Смит А., Рикардо Д., Кейнс Дж., Фридмен М.  Классика экономической мысли: Сочинения. — М.: Экомо-Пресс, 2000, с. 81.
28. Именно этим объясняется сегодня практически полное перемещение таких отраслей сельского хозяйства как животноводство, овощеводство, подсобные производства в российской деревне в личное крестьянское подворье.
29. Чаянов А.В.  Избранные произведения: Сборник/Сост. Е.В.Серова. -М.: Московский рабочий, 1989, с. 203.
30. Кооперация: Место и роль в экономической истории. Реферативный сборник. М.: ИНИОН АН СССР, 1990, с. 42.
31. Чаянов А.В.  Избранные произведения., с. 213.
32. Там же, с. 213.
33. Кара-Мурза С.Г.  Столыпин — отец русской революции (Серия: Тропы практического разума). — М.: Алгоритм, 2002, с. 21.
34. Туган-Барановский М.И.  Указ. соч., с. 353.
35. Кооперация. Место и роль в экономической истории. Реферативный сборник. — М., 1990, с. 158.
36. Туган-Барановский М.И.  Указ. соч., с. 354.
37. Там же, с. 357-358.
38. Кооперация. Место и роль в экономической истории., с. 172-174.
39. Туган-Барановский М.И.  Указ. соч., с. 146.
40. Чаянов А.В.  Избранные произведения., с. 244.
41. Исключение составляли немногочисленные кооперативы чиновников, студентов, домохозяек, военнослужащих и т.д. не отличающиеся по-своему хозяйственному содержанию от рабочих объединений. Вместе с тем в отличие от последних эти кооперативы были менее политизированы.
42. Чаянов А.В.  Избранные произведения., с. 195.
43. Кузьмина А.А.  О месте кооперации в общественной жизни. — М.: Центрсоюз, 1973, с. 10.
44. Хвостов В.Н.  Социально-экономическая сущность кооперативного движения и кооперации при капитализме. Лекция для студентов. — М.: Центрсоюз., 1975, с. 14.
45. Чаянов А.В.  Избранные произведения., с. 247.
46.  Каутский К. Экономическое учение Карла Маркса, с. 119.

III. Роль объективных и субъективных факторов генезиса кооперации мелких собственников и её сущностные характеристики.

Еще раз отметим, что кооперативная ассоциация как форма хозяйствования, образующая особый уклад общественного производства, зародилась на мануфактурной стадии, в результате  развития товарно-денежных отношений и формирования ее носителей средних слоев населения. Определенный уровень зрелости традиционного общества являлся обязательным условием превращения собственности в самостоятельную экономическую категорию, когда рушились связывающие личность общинные, сословные и религиозные узы.

Вместе с тем, появление кооперативной организации производства, имеющее необходимым условием развитие товарно-денежных отношений и преодоление натурального характера хозяйства, вовсе не предполагало обязательное развитие рыночных связей до степени, когда предметом коммерции стали, по словам Э.Фромма, не только вещи, но и сама личность, ее физическая энергия, ее навыки, знания, мнения, чувства и даже ее улыбки.¹ 

Другими словами, рождение кооперации связано с периодом человеческой истории, когда капиталистический уклад не был доминантой общественного движения, а рыночные отношения не превратились во всеобщий абсолют, не знающий ни моральных, ни физических пределов.

Однако в отечественной и зарубежной литературе достаточно распространено мнение о капиталистическом происхождении кооперативных предприятий. В теоретических построениях авторов, считающих, что время зарождения кооперации совпадает с «превращением капиталистического уклада в преобладающий в экономике европейских стран и США», промышленной революцией, «бурным ростом машинного производства, торговли, городов, городского населения, рабочего класса, новых средних городских слоев — основной социальной базы будущих кооперативов»², имеется явное противоречие. В качестве социальной предпосылки кооперативного строительства (как видно из цитаты) называется, наряду с ростом рабочего класса, появление средних слоев, что в отношении последних абсолютно бесспорно. Возражение вызывает ошибочное временное определение генезиса средних слоев. Общеизвестно, что формирование последних не результат капитализации, а скорее наоборот. Генерация этой социальной общности происходила в ходе эволюции потребительского хозяйства в хозяйство, ориентированное на рынок, и предшествовало прогрессу буржуазного миропорядка. Мало того, по мнению выдающегося социолога XIX века М.Вебера именно представители средних слоев населения, ставшие еще в XVI веке основателями промышленных отраслей, были носителями «духа капитализма», а «не благородные, джентльмены Ливерпуля и Гамбурга с их унаследованным торговым капиталом».³ Можно сомневаться в том, какой фактор: награбленные в колониях капиталы или «дух капитализма» в большей степени определил рост буржуазного строя, но исторический факт формирования средних слоев в докапиталистическую эпоху бесспорный. Оставаясь на позициях сторонников «капиталистического происхождения», необходимо либо отказать средним слоям в их законном месте в процессе генезиса кооперации и признать чисто пролетарский характер кооперативного движения (что отчасти справедливо для XIX века), либо искать корни коллективизации в истории традиционного общества.

В плане хозяйственном возникновение кооперативных объединений связано с эволюционным шагом мелкого производства к укрупнению с заполнением «экономической нишы» адекватной организационной формой, позволяющей удовлетворять  индивидуальные и групповые потребности, с объективной необходимостью сохранения  предприятий, работающих на узкой сырьевой базе. 

Тотализация собственности, товарный характер хозяйственных отношений способствовали формированию новой социальной общности – среднего слоя, являющегося носителем корпоративных тенденций. Основополагающим признаком  среднего слоя, что естественно следует из самого  процесса его формирования, является наличие собственности, благодаря объединению которой ее мелкий держатель получает возможность сохранить свой социальный статус, приобретает потенцию общественной устойчивости. Вместе с тем, величина собственности должна побуждать ее держателей к объединению, дающему эффект, превосходящий использование собственности индивидуально. 

Практика кооперативного строительства показала, что наиболее вероятным объектом объединения являются держатели мелкой собственности, не имеющие социальной и экономической устойчивости, хозяйства которых реализуют возможность к укрупнению не через аккумулирование индивидуальных средств, а через создание артелей и товариществ.

К такому выводу приходит и Туган-Барановский М.И., анализирующий степень распространения сельскохозяйственной кооперации начала XX века в районах Германии с преобладанием мелкой земельной собственности и крупного землевладения. В районах с небольшими размерами сельских хозяйств на одно товарищество приходилось от 450 до 1027 дворов, в то время как те же показатели для территорий концентрированного аграрного производства составляют соответственно 2380 и 6229.⁴ 

Доля мелких и средних товаропроизводителей в аграрной сфере Западной Европы, где процесс роста сельскохозяйственной кооперации превосходит темпы ее роста в США, значительно превышает численность аналогичного социального слоя в Северной Америке. В 1986 г. площадь обрабатываемой земли в среднем на одно хозяйство в США составляла 179 га, во Франции — 28 га, в ФРГ — 17 га, в Швеции — 27 га. На 19% фермерских хозяйств площадью от 400 до 1500 га в 1986 г. в США приходилось — 75% товарной продукции, а в странах Западной Европы на долю 10-15% ферм площадью 80-100 га приходилось 45-55% товарной продукции сельского хозяйства.⁵ 

Существовала и другая зависимость имущественной состоятельности собственников и их корпоративной мобильности. Вероятность кооперирования товаропроизводителей падала, когда уровень материального положения снижался до того размера собственности, который ставил под сомнение товарный характер производства или делает его крайне неустойчивым. Подтверждений этому тезису достаточно. Возьмем один из тех, что приводит в своей книге профессор М.И.Туган-Барановский. В 1903 году в Дании на долю парцеллярных и мелких хозяйств в молочной кооперации приходилось 28,7% всего перерабатываемого молока, на долю средних хозяйств — 55,2%, а на долю крупных хозяйств — только 13%. При дальнейшем рассмотрении группы мелких давальцев молока обнаруживалась следующая закономерность. «Самая низшая группа карликовых хозяйств (группу мелких хозяев Туган-Барановский М.И. вновь поделил на три группы — авт.) дает ничтожное количество коров, поставляющих молоко на кооперативы, но из общего числа коров во владении этой группы все же 58% коров принадлежит членам кооперативов. В следующей группе мелких хозяйств на кооперативы поставляется молоко 82,8% всех коров, находящихся во владении этой группы; наконец, в самой высшей группе мелких хозяйств уже 84,9% коров связано с кооперативами».⁶ 

Благодаря тому, что добровольные коллективные объединения не отрицали, а напротив инициировали наиболее полную реализацию индивидуальных интересов мелких собственников, генезис кооперации носил эволюционный характер, интегрированный  в хозяйственную систему, основанную на частной собственности. Ассоциация индивидуальной мелкой собственности в коллективную составляла содержание дуализма кооперации: индивидуальных и общественных  интересов ее членов. Вместе с тем, многие авторы прошлого и настоящего видят дуалистичную сущность кооперации не в  гармонизации интересов коллектива и личности, а в сочетании двух начал: хозяйственного и  общественного.⁷ 

Представление о кооперативах, как об общественных  и даже политических организациях, имеет свои глубокие гносеологические корни. Как известно, история кооперативного строительства, как одной из составляющих общественного движения за коммунизм, провозвестником и главным идеологом которого являлся Р.Оуэн, берет свои истоки в Англии первой половины XIX века. При этом оговоримся, что речь идет именно о части общественного  движения, а не о кооперации в целом. Оуэновские потребительские кооперативы организовывались с целью накопить средства для создания коммун.⁸  История же кооперации, как хозяйственного уклада, значительно богаче  и берет свои истоки  с самых ранних докапиталистических или раннекапиталистических этапов развития общества. К сожалению,  в этом аспекте кооперативная история, как правило, не рассматривается. Вместе с тем имеются даже наротивные источники, свидетельствующие, например, что строительные общества Англии возникли в XVIII  веке⁹, о приблизительно том же периоде существования кооперативов в Швеции¹⁰  и т.д. Холиок Д.Д., приводя фактический материал о кооперативных традициях Англии, уходящих корнями в средневековье, кооперированных швейцарских сыроделов и т.д., пишет: «Нет сомнения, что, если бы историки дали себе труд присмотреться к картинам промышленности минувших веков, они увидели бы, что кооперация, в той или другой форме, «тянется» к ним, чтобы быть отмеченною …».¹¹ 

Коллективные формы организации хозяйства, встречающиеся в докапиталистическую эпоху, зачастую характеризуются исследователями «предшественниками кооперативов», исключая их из собственно кооперативной истории только на том основании, что традиционно их появление связывается с периодом капитализации экономики и общественного движения против него. Хотя докапиталистическое прошлое всех стран и народов имеет богатый опыт создания мелкими товаропроизводителями совместных предприятий, основанных на групповой собственности. Так, например, оформленному законодательно и официально признанному кооперативному движению в сельском хозяйстве Японии XIX века предшествовали известные со средневековья общества орошения полей, союзы обновления сельхозугодий, артели рыбаков, объединения шелководов и рисоводов, организации коллективной продажи урожая, товарищества взаимного кредита «мудзиико».¹² 

Представляя кооперацию в качестве результата реализации прогрессивных идей, а кооперативное строительство — составляющим или главным средством борьбы против капиталистической эксплуатации, рассматривая кооперативную теорию как одно из направлений социалистической мысли, историки, философы, экономисты совершают серьезную ошибку, значительно обедняя реальный опыт функционирования коллективной формы собственности и его отражения в теории.¹³ Кроме того, такой подход формирует неверное представление о социальных предпосылках и сущностной характеристики кооперации.

Показательна в этой связи книга: «История и теория кооперации», написанная тремя авторами: Н.В. Бондаренко, Р.М. Кущетеровым и З.Р. Кочкаровой. Указанное сочинение представляет интерес не только потому, что прямо совпадает с предметом наших исследований, но и потому, что авторы «поставили перед собой скромную задачу: в меру своих возможностей систематизировать знания по данной дисциплине, используя для этого работы известных ученых и практиков в этой области …»¹⁴, далее по тексту следует перечисление более двадцати известных фамилий.

Таким образом, авторы поставили перед собой цель, как бы аккумулировать теоретические представления о кооперации, сложившиеся в современной отечественной науке. Если это так, то остается констатировать: или уровень изученности далек от удовлетворительного, или авторы недобросовестно справились с поставленной задачей. Высказываясь так категорично, нам придется не раз по ходу изложения обращаться к содержанию коллективного труда за примерами, иллюстрирующими, на наш взгляд, ошибочные положения.

Рассмотрим первые два раздела книги, в которых отражены «идейные истоки» и «исторические предпосылки возникновения кооперативов». Не случайно именно идейные истоки выносятся в качестве основополагающих, т.к. отражая богатый опыт человечества в поиске наиболее совершенных форм социально-экономической организации общества, авторы полагают, что «кооперативное движение — результат творчества выдающихся мыслителей», при этом отрадно заметить, что в этой схеме, по крайней мере, нашлось место «самодеятельности и инициативе широких масс».¹⁵ 

Автор другой статьи по истории сельскохозяйственной кооперации Мартынов В.Д. мыслит еще более радикально и отводит самим объектам кооперирования пассивную роль. «Европейское крестьянство того времени (XIX в. — авт.), — пишет он, — ни по уровню своего развития, ни в силу условий производства в своем мелком обособленном хозяйстве не могло самостоятельно выработать кооперативной идеологии. В большинстве случаев она вносилась в крестьянскую массу извне. Этой работой в каждой из стран занимались самоотверженные просвещенные люди, понимавшие важность и значение коллективных действий. В истории кооперативного движения они получили имя  «отцов-фундиторов».¹⁶ 

Хронологически, время появления кооперативных предприятий определяется авторами по теории кооперации концом XVIII — началом XIX веков, т.е. временем, когда капиталистические отношения стали конституциональными, и в основном завершился промышленный переворот в развитых европейских странах. Именно влияние капитализма на экономику, по мнению авторов, «обязана» «своим зарождением кооперация».¹⁷ Далее в книге содержится разъяснение того, как капитализм определил рождение и рост кооперации. «В этих условиях многие пытались изменить условия своего существования, прибегая к различным формам взаимопомощи между собой, — говорится в указанном сочинении, — в конце XVIII — начале XIX веков в наиболее индустриально развитых странах Европы и Соединенных Штатах Америки создавались профессиональные союзы, страховые кассы, временные забастовочные коалиции. Это были нелегальные, полулегальные или открытые общества различных слоев населения, действующие под вывесками различных филантропических организаций, клубов-шкатулок, общества друзей и т.д.

В те же годы (конец XVIII — середина XIX в.) и в основном в тех же центрах концентрации промышленности создавались кооперативные общества».¹⁸ 

Таким образом, резюмируя точку зрения, обосновываемую в «Истории и теории кооперации», определим ее следующим образом: кооперация — плод идей выдающихся мыслителей, а не закономерный результат естественного развития общественного хозяйства; форма борьбы против капиталистической эксплуатации, а не социально-экономический уклад, тип отношений, имеющий свои, присущие только ему характерные черты. Наверное, с этим можно было бы согласиться, если бы речь шла исключительно о рабочих потребительских союзах. Однако сказанное относится к кооперации в целом.

В порядке возражения обратимся к произведениям тех ученых, на авторитет которых имеется ссылка в книге. Вот, что говорится в книге профессора Тотомианца В.Ф. «Основы кооперации» относительно генезиса коллективных объединений. «Таким образом, — пишет он, — несомненно, что в древности и в средние века были зачатки некоторых форм кооперации производителей, действовавших на основании обычного права и не облеченные в юридическую норму в форме того или иного устава. Поэтому нельзя говорить, — как делают многие авторы, — что кооперативная организация порождена капиталистическим строем в новое время».¹⁹ Не правда ли мнение профессора, мягко говоря, отличается от теоретических выкладок, содержащихся в коллективной монографии.

Диссонансом им звучат и мысли Чаянова А.В., чей голос также пытаются присовокупить авторы названного произведения. Так говорится им относительно аграрной кооперации: «Появление и развитие земледельческой кооперации носило органический и стихийный, в сущности, характер, подобный развитию капитализма (исключая социальную сторону и, имея в виду лишь обобществление труда — однонаправленные движения — авт.) и других народно-хозяйственных систем».²⁰ 

На всякий случай приведем мнение теоретика рабочей потребительской кооперации Ш.Жида, который, по всей видимости, ближе по духу авторам монографии: «Вот почему мы верим в будущее кооперации. Потому, что мы видим в ней проявление естественного закона, более могущественного, чем человечество, закона, который действует самопроизвольно, независимо от человеческих колебаний и слабостей».²¹ Как видно из высказывания Ш.Жид так же считал возникновение кооперации процессом естественным, а не привнесенным гуманитарной деятельностью прогрессивных личностей. Хотя вряд ли кто-либо будет оспаривать их заслуги в деле становления организованного кооперативного движения. Верно оценивая роль одного из видных кооператоров Франции, которому зачастую приписывается заслуга создания французской кооперации, А.А.Кузьмина пишет: «Таким образом, французская кооперация была создана отнюдь не трудами Фурье, ее развитие шло по собственным социально-экономическим законам».²² 

Не избежав ошибки в определении времени зарождения кооперации, видный теоретик Туган-Барановский М.Н., вместе с тем подчеркивал, что «кооператив есть хозяйственное предприятие, как и всякое другое. Кооператив обращается, прежде всего, к хозяйственному интересу человека». И далее «Кооперативное предприятие — не благотворительное учреждение, не общество пропаганды, не политическая организация и не рабочий союз. Оно является хозяйственной организацией в интересах определенной группы лиц…».²³ 

Не стали утруждать себя авторы указанного коллективного сочинения по теории кооперации попыткой анализа того факта, что именно с мануфактурной стадией промышленного производства хронологически совпало появление трудов основоположников утопического социализма Томаса Мора (1478-1535 гг.), Джерарда Уинстенли (1609-1652 гг.), Петера Корнелиуса Плокбоя, Джона Беллерса (1654-1725 гг.) (о которых говорится в книге), заложивших основы кооперативного видения совершенных форм экономической организации.

Видимо было бы правильным поискать истоки творческих дерзаний мыслителей в действительно происходящих процессах. Предлагая утопические проекты общественного порядка без частной собственности, представители социалистической идеи апеллировали к вполне реальным примерам социально-экономического устройства, порождаемым хозяйственной практикой эволюционизирующего традиционного общества.

Подводя итог сказанному, отметим, что кооперация, основанная на коллективной собственности и имеющая глубокие корни, уходящие в недра всеобщих социально-экономических процессов, возникла задолго до того, как капитализм стал детерминантой общественного развития. Ее появление — логическое завершение процесса интеграции индивидуальных экономических интересов, как альтернатива форме, также основанной на корпоративной тенденции, но реализующейся в результате подчинения групповых интересов частнособственническим.

Кооперативное общественное движение второй половины XVIII-XIX веков, в значительной степени инициированное прогрессивными деятелями, выражавшими тем самым несогласие с капиталистической парадигмой общественного развития и направившими свои усилия на поиск оптимальных форм социально-экономической организации, приобрело широкие масштабы, но, тем не менее, составляло лишь часть и не покрывало многогранного и сложного содержания  функционирующего кооперативного уклада. Именно поэтому распад большинства кооперативных предприятий, рожденных энергией энтузиастов-кооператоров, не означал крах кооперативного движения в целом, а лишь отход наиболее радикально  настроенной части трудящихся, убедившихся в большей выгоде революционных средств борьбы с капитализмом.

Вместе с тем, достаточно длительное существование объединений, выполняющих исключительно социальные и политические функции, ассоциирующиеся, прежде всего с рабочими кооперативами, породило представление о кооперации как об общественном формировании, справедливое применительно только к союзам, имеющим характерные черты, не выходящие за рамки надстроечных явлений и не охватывающих кооперативный сектор в общем. 

Еще раз обратим внимание на характеристику кооперации как «общественной организации» в книге Н.В. Бондаренко, Р.М. Кущетерова, З.Р. Кочкаровой  «История и теория кооперации».²⁴ 

Причина такого определения коллективных предприятий авторами сочинения не только в подмене понятия кооперации как социально-экономического уклада, понятием, характеризующим общественное кооперативное движение XIX века, сколько в неверном понимании или умышленном заблуждении относительно природы потребительских союзов (возможно из-за того, что уважаемые авторы желали придать большую фундаментальность представляемой ими организации, чего оспаривать, кстати, никто не собирается). Что касается потребительской кооперации, то она по существу действительно является общественной организацией, как, например добровольные союзы защиты прав потребителей, общественные формирования, отстаивающие интересы национальных производителей или элементарная коллективная кухня для обеспечения групповых запросов в качественной и добротной пище.

Так, что если бы не экстраполяция этой характеристики на кооперацию в целом все было бы верно. И авторам «Истории и теории кооперации» было бы нельзя отказать в прозорливости определения общественного характера объединений потребителей.

Однако далее в книге указывается, что «кооперация — составная часть экономического базиса (строя) общества»²⁵, что тоже верно для кооперации в целом, кроме потребительской. И на эти неточности можно было не обращать внимания, если бы, учитывая, в большинстве своем, студенческую аудиторию читателей своего труда авторы не разъяснили, что «существующие в обществе экономические отношения между людьми, складывающиеся в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ, называются производственными отношениями. — выделено авт».²⁶ Вот здесь, что называется, «зарыта собака». Под понятием производственные отношения общепринято понимаются «материальные, от сознания людей не зависящие отношения, в которые люди вступают в процессе материального производства и которые являются основой существования объективных экономических и социальных законов… Производственные отношения охватывают сферу производства общественного продукта, обмена и распределения материальных благ…»²⁷ 

Не правда ли, первое определение отличается от общепринятого и отличается тем, что в производственные отношения включены «экономические отношения» «потребления материальных благ». Почему экономические и какие отношения между людьми кроме бытовых в процессе потребления могут возникать не понятно.

Вот что на этот счет пишет Г.Ю.Ивлева, специально исследовавшая все стороны, составляющие содержание института собственности: «Потребление — уровень интимного общения человека с благом, в этом процессе нет ни общественных форм, ни стоимостного, ни временного опосредования». И далее… «В любом случае непосредственное потребление, в каких бы экзотических формах оно не проходило, общественные отношения ни раскрыть, ни показать не в состоянии».²⁸ 

Явная подтасовка сделана с одной благородной целью — обосновать «базисную» сущность потребительской кооперации. Однако, как известно, потребительские товарищества охватывают лишь одну из сторон потребления, а именно его непроизводственную сторону, влияющую собственно на процесс производства только опосредованно. Прямо же интегрируются в способе производства «потребности людей», во-первых, не являющиеся их отношением, а состоянием, во-вторых, формируемые не потреблением, а социально-экономической средой. То есть, там, где потребительские союзы выполняют свои прямые функции, они действуют исключительно как общественные организации, способствующие рационально устроить потребление своих членов и только. Там же, где члены потребительских ассоциаций, на основе коллективной собственности и участвуя в трудовом процессе, создают производство, мы имеем дело с принципиально иной формой организации, а именно с производственным кооперативом. В том случае если потребительское общество, как коллективный собственник создает предприятие на основе наемного труда, этот союз становится коллективным капиталистом.

 Кроме дуализма, вытекающего из интеграции личных и коллективных интересов, природе кооперации  присущ и другой дуализм. Дуализм, имеющий основополагающее значение для определения базисных характеристик, направлений социальной мобильности кооперации и указывающий на прямую  связь этой формы хозяйства с докапиталистической эпохой. Двойственная природа коллективных предприятий обусловлена  наличием в них различных по своему содержанию и месту в цивилизационной шкале общественного развития черт. 

С одной стороны, в характере кооперативных объединений отчетливо проявляются  признаки традиционного общества: прямая демократия, солидарность, отсутствие целевой установки на прибыль.²⁹  Неслучайно, что профессор Туган-Барановский М.И. считал эти грани наиболее существенными и положил их в основу своего определения кооперативов. «Кооператив, — писал он – есть такое хозяйственное предприятие нескольких, добровольно соединившихся лиц, которые имеют своей целью не получение наибольшего барыша на затраченный капитал, но увеличение, благодаря  общему ведению хозяйства, трудовых доходов своих членов…».³⁰ Другой знаток  российской кооперации Тотомианиц В.Ф. утверждал, что именно «устранение прибыли», есть главный признак и исходный момент всей деятельности кооперативов и любое отклонение от этого «является опасным заблуждением».³¹  «Кооперация есть ассоциация, — писал Ш.Жид, — стремящаяся упразднить прибыль».³² Указанную черту кооперации особо выделяет профессор Ганс Мюллер: «Кооперация есть свободный союз с переменным составом членов и капитала, стремящихся не к наживе, а к улучшению положения и хозяйства».³³ Наличие указанных особенностей в кооперации отмечают и  современные исследователи. «Кооперация – явление  многомерное, разновеликое, — пишет исследователь аграрной кооперации России В.В. Кабанов, — синтетическое». Она создается для производственной и посреднической деятельности, организации распределения и потребления, — стало быть, она выступает как явление экономическое; типизируя его в этом плане. Конкретнее, можно признать, что это предприятие близкое к акционерному. И все же, это не акционерное общество, поскольку главным в кооперации является не прибыль, а удобство в получении нужного продукта, его качество, доступная цена; поэтому в кооперации более всего ценится взаимопомощь, солидарность и взаимовыгодность объединения. 

Это не акционерное общество потому что, кооперация есть, институт общественной самодеятельности, самостоятельности, самоуправления».³⁴ 

Важной составляющей традиционалистской субстанции кооперации, чертой, антагонирующей с модернизацией и индивидуализацией экономических отношений, является наличие в кооперативных объединениях коллективной собственности, принципиально отличающейся от корпоративной, частно– капиталистической.  Если для капиталистического предприятия, собственность нескольких или ряда хозяев означает только факт укрупнения капитала, который не дает сам по себе каких-либо преимуществ, данному хозяйствующему субъекту, то смысл кооперации заключается именно в извлечении экономических и социальных выгод из объединения мелкой собственности и трудовых усилий. Возникает эффект субаддитивности. «Помимо массовой силы,  действующей как единый субъект, в кооперации развивается дополнительная производительная сила, – пишет В.Т. Дронов в работе: «Диалектика развития общественной кооперации», — с этой стороны кооперация представляет собой целое, большее суммы своих частей».³⁵   

С другой стороны, кооперация обладает целым рядом характеристик, имманентных обществу   индустриальному: реализация индивидуальных интересов, наличие и широкое  распространение частной собственности, обобществляемой в артелях и товариществах, коммерческий характер деятельности кооперативных предприятий, возможность социальной подвижки кооперации в сторону коллективной капиталистической собственности и т.д.

Верность двуединого видения основ кооперативных хозяйств, как нельзя лучше подтверждает сравнительное исследование аграрной общины и кооперации и возможности роста последней на общинной почве.

Опираясь на черты кооперации, выходящие за рамки аграрного общества,  В.В.Кабанов  приходит к выводу о том, что «Кооперация, вовлекая в свою орбиту крестьянские хозяйства, постепенно и исподволь, разрушала его натуральную замкнутость, втягивала в рыночные отношения, приближала к нему внешний мир»; «Община держала человека в рамках старых представлений. Кооперация решительно рвала с ними. Она была заинтересована в новом человеке:  инициативном, грамотном, рисковом, смело преодолевающем рутину и консерватизм».³⁶ 

Вместе с тем, несмотря на все отличия общины (как института, присущего традиционному обществу) от кооперации, эти два института имели существенное сходство – нравственно-этические нормы, вытекающие из совместного ведения хозяйства: коллективизм, взаимопомощь, солидарность, демократизм. Тождество в  этой части двух социально-экономических явлений позволило многим обществоведам, начиная с идеологов народничества и до наших дней делать вывод о том, что община готовила почву для появления кооперативов. Красноречиво звучит в этом плане реплика академика Н.Н. Покровского: «Внутриобщинные отношения строились на основах крестьянской этики, — пишет он, — крестьянского понимания правды и справедливости. В этом смысле общинные традиции могли бы помочь постепенному и умелому внедрению, после революции, выгодных для крестьянина форм кооперации, особенно снабженческо-сбытовой».³⁷  При этом однако нельзя не заметить разности во внутреннем содержании коллективизма общины и коллективизма кооперации. «В первом случае, — как отмечает В.В. Кабанов, – это коллективизм минус личность, во втором, плюс личность».³⁸ 

В основе коллективизма общины лежало совместное владение средствами существования или условиями жизни, в то время как коллективизм кооперации — результат объединения индивидуальных экономических интересов. Воспитывая солидарность и взаимопомощь, община поглощала личность, препятствовала инициативе, напротив успех кооперативных предприятий целиком зависел от личной инициативы и заинтересованности их членов. 

Видя отрицательные стороны общинного коллективизма, Н. Бердяев в своей знаменитой «Философии неравенства» писал: «Исконный русский коллективизм всегда был враждебен культуре, враждебен личному началу, всегда тянул нас вниз, всегда мешал нам выйти к свету, в мировую ширь. Этот коллективизм парализовал у нас чувство личной ответственности и делал невозможным личную инициативу. Коллективизм этот был не новой, а старой  нашей жизни, остатком первобытного натурализма. Но многие  у нас смешивали его с духовной соборностью, с высоким типом братства людей. На этой почве идеализировали русскую общину и т.п. явления русской жизни».³⁹ 

Оба социально-экономических образования кооперация и община одинаковые по форме (совместное владение средствами производства) и различные по содержанию (способ реализации экономических интересов) создают разные морфологические направления перспектив экономического развития. Кооперация, имеющая в своей основе объединенную индивидуальную собственность пайщиков, а, следовательно, предполагающая адекватную роль личности в общественном предприятии, носит ограниченный характер в плане индустриализации труда и масштабов производства, в то время как «общинная» организация, где «не индивид авансирует совместную организацию посредством внесения пая, а, наоборот, общинная организация авансирует индивида, наделяя его частью собственности на условиях несения трудовых, натуральных или денежных повинностей», таких ограничений не имеет.⁴⁰ 

Практика реального социализма показала возможность использования «общинной» формы хозяйствования для устранения отчужденности трудящихся от средств производства в подрядных и арендных коллективах. По сути, об этом же говорили основоположники марксизма, когда указывали на необходимость использования при социализме ассоциаций свободного труда, основанных на общенародной собственности.⁴¹ 

Рожденный в поисках оптимальных вариантов «общинного социализма» синдикализм, предполагавший наделение каждого трудящегося общественного предприятия частью индивидуальной собственности, остался мертворожденной теоретической концепцией. Людвиг Фон Мизес, виднейший представитель австрийской экономической школы, показал несостоятельность и утопичность эклектического соединения разнородных реалий — общественного хозяйства, искусственно дифференцированного на порцелярную частную собственность.⁴² 

Свободная от ограниченности, присущей кооперативам, общинная организация имела свои, вытекающие из институционального содержания несовершенства. Основные из них — отсутствие полной интеграции интересов труда и собственности, тенденция к нивелировке индивидуальных способностей и материального положения ее участников.

В странах третьего мира, где община по-прежнему сохраняет свое функциональное назначение, а кооперативное строительство тесно связано со всеми институтами традиционного общества, строгая дифференциация общественных форм хозяйственной организации затруднена. Поэтому многие политики и ученые не видят разницы между кооперацией и общиной или считают последнюю разновидностью кооперативного предприятия и пытаются выстраивать на ее фундаменте модель национального социализма. Так Махаммед Хатига, которого называют «отцом кооперации Индонезии» утверждает, что индонезийская община есть разновидность кооперации и единственная основа для построения «индонезийского социализма». 

Африканская модель социализма активно пропагандировалась президентом Сенегала Леопольдом Сенгором, который считал возможным утверждение «кооперативного социализма» на базе сельской общины. Дж. Ньерере теоретик африканского социализма из Танзании писал о социалистическом строительстве на базе «уджамаа», т.е. семейной общины, сохраняющейся от доколониальных времен.⁴³

В плоскости дуализма противоположных социально-экономических начал кооперации лежит еще один принципиально важный теоретический и практический вопрос. Вопрос об отношении кооперации к рынку. Необходимость его решения приобретает особое значение сейчас,  когда опыт создания системы экономических отношений, альтернативных современному рыночному капитализму, закончился неудачей. Делая на этом основании вывод о единственно возможной рыночной парадигме общественного развития, доводя этот вывод до аксиоматичности, связывая перспективы любого социального института  исключительно с рынком, значительная часть современных авторов считает невозможным существование коллективных объединений вне рыночных отношений.

«Нормальные торгово-экономические отношения, — пишет И.Н. Буздалов, — как условие высокой действенности всего хозяйственного механизма социалистического производства и в первую очередь кооперации, осуществимы лишь тогда, когда кооператив выступает на рынке …».⁴⁴ 

Все чаще в литературе кооперативной тематики встречается расширенное определение кооперации не только как хозяйственного субъекта, но как определенного типа экономических отношений, тождественных рыночным.⁴⁵ 

Однако, уточним, что система рыночных отношений, также как и любое другое социально-экономическое явление имеет конкретно историческую характеристику. Цивилизационный опыт включает широко градуированный и далеко не однородный спектр типов товарно-денежных отношений, включая югославский рыночный социализм, шведскую модель с народной экономикой, японское «чудо», взросшее на фундаменте традиционализма и как показала практика, неосуществимое на американской почве, советскую экономику не настолько порочную при современном поостывшем, взвешенном взгляде, и, наконец, модель рынка стран «третьего мира». При всем этом, наиболее приемлемым, почему-то, считается евроцентрисское понимание рынка, при котором товаром становится сам человек, а акт купли-продажи возводится в ранг общественного фетиша. 

Опыт кооперативного движения  в развитых странах Запада  свидетельствует как раз о негативном влиянии на кооперативные объединения рынка, лишенного черт традиционного общества, свободного от  всяких моральных и социальных ограничений.

Вне всякого сомнения, товарно-денежные отношения стимулировали рост кооперативного строительства, способствовали его развитию и детерминировали целый ряд существенных черт кооперации, о которых уже было сказано. Однако, дуалистический характер артелей и товариществ, их традиционалистское  содержание, определяет пределы допустимых комерционализацией условий существования кооперативных хозяйств и наоборот позволяет успешно развиваться последним в экономических системах, где присутствуют властные социальные или моральные ограничения рынка. Так, например, в ГДР, где как отмечали исследователи кооперации, существовало самое жесткое государственное регулирование кооперативного сектора экономики, коллективные объединения развивались весьма успешно, особенно в аграрном секторе. Показателен в этом плане и пример Китая, Венгрии.⁴⁶

Даже в условиях плановой экономики, применение методов управления и принципов взаимоотношений с государством, основанных на экономических стимулах, имели достаточно впечатляющие результаты. Так, например, в Венгрии в ходе проведения реформы хозяйственного механизма, директивные методы руководства кооперативными предприятиями были отменены, а в соответствии с законом о кооперативах 1971 года была ликвидирована система иерархического подчинения первичных коллективных объединений вышестоящим союзам. Условия кредитования артелей и товариществ напрямую зависели от темпов роста производства, оборота средств и норм запасов, а плановое снабжение фондовыми материалами от выполнения государственного заказа.⁴⁷

Неравномерность складывания внешних предпосылок и внутренних стимулов кооперирования мелкого производства с неизбежностью порождало многообразие форм коллективных объединений, отличающихся по отраслевой принадлежности и глубине процесса обобществления индивидуальных хозяйств.

В плане теоретическом это обстоятельство вызывало к жизни острую дискуссию об организации кооперативов, а привнесение политического акцента вело к абсолютизации той или иной кооперативной структуры и определению закономерностей оформления кооперативного строительства, критериями которых явились исключительно идеологические принципы. Так представители пролетарского крыла кооперации считали главной ее формой потребительские союзы, долженствующие, по мнению одного из них Ш.Жида, стать исходной ступенью для образования всех остальных видов кооперативных предприятий.

Во взглядах теоретиков, отражающих материальные интересы мелких собственников приоритетное, а иногда и исключительное значение принадлежало кредитным и сбытоснабженческим товариществам, практически не оставлявшим места производственным артелям, за что их точка зрения остро критиковалась социалистами. Выдающийся деятель немецкого социалистического движения Фернанд Лассаль (1825-1864 гг.) писал: «Что касается сырьевых товариществ и ссудо-сберегательных, то обе эти формы хозяйственных организаций существуют лишь для тех, кто ведет предприятие за свой собственный счет, т.е. для ремесленного клана. Для рабочего класса в собственном смысле слова, т.е. для рабочих, занятых в крупном фабричном производстве, не имеющих собственного предприятия, эти формы совсем не существуют». «Они могут только продлить безнадежную борьбу, которую мелкая промышленность ведет с крупной, и тем увеличить муки этой борьбы, задержать без всякой пользы поступательный ход развития. Таков единственный их результат по отношению к классу   ремесленников…».⁴⁸ 

Общеизвестна позиция советской власти в нашей стране, отдававшей предпочтение производственным кооперативам способным перевести мелкотоварное хозяйство в русло плановой экономики. В действительности закономерности однолинейного, поступательного движения от «низших» форм кооперации к «высшим», которую длительное время обосновывали отечественные обществоведы, не существовало. Такое движение было, как правило, следствием сознательной политики. «Некоторые теоретики видят в производительных товариществах, — писал К.А.Пажитнов, — наиболее сложный вид кооперативов или как бы завершение своей системы. Трудно, однако, согласиться с этим. Едва ли наблюдаются в жизни такие случаи, где бы крестьяне или ремесленники, начав дело с кредитных сырьевых и т.п. товариществ, переходили затем постепенно к производственным ассоциациям в настоящем смысле слова».⁴⁹

Основным стимулом создания кооперации и диверсификации ее форм являлся экономический интерес объектов кооперирования опосредованный в свою очередь рыночными условиями хозяйствования и характером кооперативной сферы деятельности. Другими словами динамизирующим фактором формальной организации кооперативных предприятий являлось диалектическое сочетание противоположных начал: способности к самостоятельному ведению индивидуального хозяйства и необходимости использования преимуществ обобществления для ее сохранения в условиях рынка; потенции к укрупнению, превращению в машинизированное производство и ограничением, связанным с сохранением особенностей, обеспечивающих роль кооперации как хозяйственной структуры, реализующей свое специфическое предназначение в экономике. Мелкий хозяин поступался своей самостоятельностью только тогда, когда объединение несло в себе большую выгоду, чем потери независимости, связанные с ним. Объективная тенденция к укрупнению или выгода объединенного ведения предприятия напрямую зависела от общей социально-экономической ситуации и внешних условий деятельности мелких собственников. Поэтому переход от формы товарищества, обобществляющей лишь одну из сторон производственного цикла к более сложным, обусловливался не внутренней закономерностью кооперативных организаций, а эволюционными процессами традиционного общества, степенью товарности хозяйств и условиями рынка.

Вместе с тем грани, отделяющие кооперативные организации, обобществляющие отдельные стороны производственного процесса, весьма условны. Так, например, товарищества, занимающиеся сбытом, влияли на качество и ассортимент производимого товара, т.е. обобществляли часть регулирующих функций непосредственно в производстве. А, например, создание артелей по переработке продуктов животноводства, неизбежно влекло появление кооперативных структур, вырабатывающих и контролирующих осуществление единых нормативов в содержании и кормлении    скота.⁵⁰

Памятуя об особенно значительной роли субъективного фактора в создании и функционировании артелей и товариществ, нельзя обойти вниманием личностный аспект генезиса кооперации. Психологическая сторона проблемы имеет своей отправной точкой естественный биологический инстинкт человека к групповому существованию, выражаясь терминологией проповедника неолиберализма Хайека, инстинкт «солидарности и сострадания»⁵¹, проявляющийся, как ответная реакция индивидуумов на   атомизацию общества по мере разрушения традиционных устоев. Об этом очень точно писал Н. Бердяев в книге «Смысл истории»: «В средние века человек жил в корпорациях, в органическом целом, в котором не чувствовал себя изолированным атомом, а был органической частью целого, с которым он чувствовал связанной свою судьбу. Все это прекращается в последний период новой истории. Новый человек изолируется. Когда он превращается в оторванный атом, его охватывает чувство невыразимого ужаса, и он ищет возможности выхода  путем соединения  в коллективы, для того, чтобы преодолеть это одиночество и покинутость, которые грозят гибелью, духовным и материальным голодом. На этой почве, от этой атомизации и рождается процесс обращения к коллективизму, создания нового начала, в котором человек ищет, исходя из своего одиночества».⁵²

Доказательство естественности чуть ли не антропологической предопределенности человеческого устройства, основанного на капиталистических отношениях, исходило из философской посылки Гоббса – «война каждого против всех» и было лигитимизировано  протестантской Реформацией.⁵³ Индивидуализм и рациональный расчет возводились в степень природных человеческих инстинктов. В этом отношении опыт кооперативных объединений уникален и доказывает обратное, а именно извечное стремление человека реализовать свою личность  и индивидуальные способности через объединение в коллектив.

До сих пор  речь шла об объективных предпосылках появления и развития кооперативной формы организации и фундаментальных характеристиках внутреннего содержания этого института, определяемых существом общественных процессов, участвующих в создании и совершенствовании предприятий коллективной собственности. Однако картина генезиса кооперации была бы односторонней и не полной, если не сказать о роли, которую играет в кооперативном строительстве субъективный фактор, а именно сознательная, направленная деятельность государства или прогрессивных деятелей, энтузиастов кооперативного строительства.

Кооперативная теория и идеология, и само движение за развитие кооперации возникли в конце XVIII — XIX веках не как антологическое отражение общественно-экономической реальности, а как политизированная реакция противников либерализации общества на пауперизацию значительной части населения. Возникнув в качестве вспомогательного средства, к созданию коммунистических общин, благодаря усилиям Р. Оуэна (1771-1858 гг.) и его последователей, кооперация превратилась в одну из разновидностей борьбы пролетариата против капиталистической эксплуатации. Это обстоятельство наложило свой глубокий отпечаток на последующее развитие теории и практики кооперативного строительства и определило специфически пролетарские черты целого исторического периода кооперативного движения, обусловило наличие рабочей кооперации в современном наборе форм коллективных ассоциаций. По словам Туган-Барановского М.И.: «Пролетарская кооперация явилась совершенно непредвиденным результатом того общественного движения, которое связывается с именем Оуэна».⁵⁴

Первые теоретики кооперации видели в ней не объективную закономерность развития мелкого производства, а средство защиты от капиталистической эксплуатации, при этом социальной базой коллективных объединений считали не мелких собственников, а рабочий класс. Соответственно и организационные основы пролетарских союзов, кардинально отличались от ассоциаций мелких собственников, отсутствовал важнейший принцип – формирование коллективной собственности. Так, по словам ученика Р. Оуэна, Д.Д. Холиока (1817-1900 гг.): — «Английская кооперация, есть система торговли и промышленности, состоящая из обществ трудящихся, в которых торговая прибыль с лавки, поступает в пользу потребителей, а доход с производства – в распоряжение самих производителей. Распределение прибыли с лавки совершается сообразно размеру потребления, а с производства – соответственно заработной плате».⁵⁵

Пролетарская кооперация, как результат действия исключительно субъективного фактора, рожденная как средство классовой защиты от капитала, выполняющая ограниченную экономическую и социальную задачу, не имела всеобщего характера и не являлась носителем общечеловеческих ценностей, а ее положение вследствие отсутствия объективной основы, характеризовалась крайней неустойчивостью.   

  Идеологические и организационные принципы рабочей кооперации, привнесенные извне представителями привилегированных классов, функционировали как самодостаточные реалии и в значительной мере были оторваны от социальных представлений самого пролетариата. Отмечая эту особенность, Д.Д. Холиок писал: «Во многих случаях сочувствие тяжелому положению народа (у Оуэна – симпатия, соединенная с осуждением разрушительной и озлобленной конкуренции), было вдохновляющим источником социальных схем, но методы, которых при этом придерживались, были методами правителей, считавших народ неспособным понимать свои собственные интересы и слишком беспокойным для того, чтобы им можно было управлять чем-либо, кроме авторитета и сильной власти».⁵⁶    

Наиболее распространенной формой рабочей кооперации в следствии простоты, доступности и отсутствия необходимости в значительном первоначальном капитале, стали потребительские союзы.⁵⁷  Вместе с тем, было бы неверным полагать, что потребительские объединения являлись исключительно пролетарской формой, также как неверно было бы думать, что рабочие кооперативы ограничивались только сферой потребления. Кооперативы потребителей, из числа  средних слоев, чиновников, военных, домохозяек и т.д., существовали значительно раньше оуэновских ассоциаций, а объединения товаропроизводителей, обобществляющих лишь одну из сторон  производственного цикла — сбыт или снабжение, развивались в русле общей закономерности генезиса кооперации и  отличались только степенью завершенности процесса коллективизации. О более раннем происхождении  сбыто-снабженческих товариществ товаропроизводителей, косвенно свидетельствует тот факт, что на призыв Р. Оуэна в начале XIX века, который по его замыслу должен был быть услышанным, прежде всего пролетариатом, откликнулись кустари и ремесленники, обладающие к тому времени сформировавшимся представлением о таких ассоциациях и готовых при благоприятном содействии (в данном случае содействие Р. Оуэна) создать таковые.⁵⁸ Туган-Барановский М.И. в своем фундаментальном труде «Социальные основы кооперации» проводит отчетливую социальную грань между потребительской кооперацией рабочего класса и средних слоев.⁵⁹

Законодательное оформление кооперации в 1852 году в Англии, в 1867 году во Франции, в 1873 году – Австрии и Бельгии, в 1876 году – Голландии и Румынии, в 1881 году – Швейцарии, в 1882 году – в Италии, в 1889 году – Германии, в 1895 году – Швеции, в 1901 году – Финляндии произошло в большинстве своем, как уступка буржуазных государств рабочему движению и носило на себе характерные черты пролетарских принципов.⁶⁰  Минимальными размерами  ограничивался вступительный пай, запрещалась его передача и компенсация в случае выхода⁶¹, а прибыль пополняла резервный фонд.⁶², который в большинстве случаев направлялся кооперативным союзам и использовался для создания новых кооперативов. Так, например кооперативные объединения США, входящие в союз «Рыцари труда» отчисляли на эти цели от десяти до ста процентов прибыли.⁶³  

Основой для создания товариществ, по мнению проповедников рабочей кооперации первой половины XIX века, должны были стать не столько экономические интересы их членов (предполагалась уравнительная оплата труда)⁶⁴,  сколько нравственные принципы. Сторонники школы рабочих ассоциаций Филиппа Бюше (1796-1865 гг.), по инициативе которых были созданы в 1832 году артели столяров, считали принципы «солидарности и самоотвержения» обязательным «условием участия в ассоциации».⁶⁵

Рассматривая артели и товарищества, как средство борьбы рабочего класса с капиталистической эксплуатацией, кооперативная идеология развивалась в рамках социалистической мысли и подвергалась критике, как сторонников либерализма, так и приверженцев революционного ниспровержения капитализма, упрекающих рабочих кооператоров в реформизме. Уильям Кинг (1786-1865 гг.), последователь Р. Оуэна, который в отличие от своего учителя, видел в кооперации не средство создания коммунистических общин, а явление, представляющее самостоятельную общественную ценность, писал по этому поводу: «Действительно достойно удивления, что некоторые выдвигают против кооперации то соображение, что она подготовляет революцию, тогда как другие нападают на нее за то, что она, по их мнению, предупреждает последнюю».⁶⁶

Несмотря на то, что многие теоретики пролетарского кооперативного движения выделяли рабочую кооперацию, как особое направление общественной мысли, кооперативная теория, и практика рабочего движения  развивались в русле социалистической идеологии и являлись ее составной, неотъемлемой частью. По существу, рабочие ассоциации, представляли собой одну из многих форм борьбы пролетариата. Совершенно справедливо большевики считали рабочие союзы, наряду с такими испытанными средствами, как бойкот, стачки и т.д., одной из экономических разновидностей классового противоборства. В резолюции Пятого (Лондонского) съезда РСДРП, проходившего в мае 1907 года, говорилось: «… в деле защиты и обслуживания экономических интересов рабочих масс главной формой организации, кроме социал-демократической партии, являются профессиональные союзы и вслед за ними другие виды рабочей организации, как то: кооперативы и т.д.».⁶⁷ Исключительно политический характер носили оценки роли кооперации, предлагаемые российскими большевиками на Конгрессе II Интернационала в Копенгагене в 1910 году. Признание только политических методов борьбы определило негативное отношение Ленина В.И. и его сторонников к производственным товариществам на том основании, что они отвлекали рабочих от классовых битв. Производственная кооперация могла, по мнению большевиков, играть позитивную роль лишь как составная часть пролетарских потребительских союзов.⁶⁸ Кроме того, кооперация в целом рассматривалась российскими коммунистами «как одно из возможных (при известных условиях) подсобных орудий пролетарской классовой борьбы за «полную экспроприацию»… класса капиталистов».⁶⁹

Исторический опыт социалистической революции в Германии, так же, как и наш отечественный, свидетельствует о том, что пролетарская кооперация, исчерпавшая свои потенции в качестве одной из форм классовой борьбы, после завоевания политической власти пролетариатом, была вынуждена претерпевать качественные изменения, что низводило ее функции до роли государственного распределительного аппарата.⁷⁰

Замечательно, что отношение  представителей средних слоев населения к пролетарским кооперативам, как к институтам, противоречащим их интереса, особенно в переломные моменты истории,  было отрицательным. Не говоря об общеизвестных фактах противоречий между мелкобуржуазными деятелями отечественной кооперации и пролетарским ее крылом в первые годы Советской власти, приведем факты немецкой истории начала XХ века. Разногласия между «Всеобщим союзом», возглавляемым Шульце-Деличем, объединяемым первичные кооперативы мелких промышленников и пролетарским обществом оптовых закупок, возникшем в 1894 году в Гамбурге, вылились в полный разрыв на Конгрессе в Крейцнахе в 1902 году. Красноречиво, с точки зрения иллюстрации разногласий прозвучало здесь выступление секретаря союза Крюгера: «Некоторые члены, — заявил он, — желали бы уничтожить существующего, так называемого капиталистического хозяйственного строя. Они называют шульце-деличевскую кооперацию мелко-буржуазной; я принимаю это наименование мелко-буржуазной кооперации и думаю, что мы можем испытывать только чувство гордости, если наши кооперативы называют мелко-буржуазными, ибо этим доказывается, что они служат интересам средних классов и рабочих классов, что они желают уничтожить пропасть, которая лежит между сильными и слабыми. Задача наших товариществ заключается в том, чтобы поднять общий уровень хозяйственного благосостояния». Крюгер предложил исключить из союза те кооперативы, которые в качестве своего идеала видят уничтожение торговли и ремесла и создание новой «хозяйственной системы».⁷¹ 

В ответ на попытки пролетарской кооперации монополизировать распределительный аппарат, весной 1919 года в прусском ландтаге также разгорелись горячие дебаты вокруг ряда проектов о методах «поднятия и возрождения ремесленного и торгового среднего сословия». Депутат Гаммер предложил внести в проект конституции положение, обязывающее государство «всецело и всемерно поддерживать жизнеспособность торгового и ремесленного сословия и защищать его от попыток поглощения либо ликвидации». Проект Тевеса предлагал закрепить за всякого рода объединениями средней и мелкой торговли  преимущественное право «на получение нормированных и рационированных товаров (мясо, хлеб и др.)», настаивая «на решительном отказе от какого бы то ни  было покровительства кооперации  (пролетарской – автор) со стороны правительства». А выдающийся деятель мелкобуржуазной кооперации, явившийся главным застрельщиком размежевания с рабочей   кооперацией в 1902 году в Крейцнахе, Крюгер, выражая отношения средних слоев населения  к «социализации», говорил: «При всех без исключения обстоятельствах, всякая система регулирования хозяйства должна поддержать жизнеспособность торговли и ремесла». «В пределах всякого, каким бы путем ни организованного общественного хозяйства должна быть в полной мере сохранена возможность не только существования индивидуального мелкого хозяйства (в ремесле, торговле), но и представлена достаточная степень свободы для дальнейшего развития».⁷²           

Для самих рабочих вопрос кооперативного строительства в кризисные периоды уходил на второй план, и на смену участию в кооперации приходили другие, более радикальные методы борьбы за свои права, например, бойкоты, стачки, демонстрации и т.д., позволяющие быстро и эффективно решать острые жизненные проблемы.  «Бушевавшая революционная стихия, — пишет Фишгендлер  А., посвятивший свой труд немецкой рабочей кооперации в период 1918, 1919гг., — революционная стихия наложила столь глубокую печать  на настроение трудящихся масс, что очередные вопросы политической и профессиональной борьбы целиком поглощали их внимание, мотивы же, выдвигающиеся кооперацией, — хотя и встречали бесспорное сочувствие масс и активную поддержку вождей, — невольно отодвигались на второстепенный план. В создавшейся экономической обстановке выгоды, принесенные непосредственной профессионально-стачечной борьбой и выражавшиеся в непрерывном росте заработной платы, были основным источником для покрытия непрерывно растущего прожиточного минимума; сама по себе кооперация была здесь совершенно бессильна».⁷³ 

Отрывая кооперацию от естественной хозяйственной почвы, связывая перспективы кооперативного роста с пролетариатом, лишенным собственности, энтузиасты-кооператоры сталкивались с закономерно возникшей проблемой поиска материальных источников создания коллективных объединений.  Р. Оуэн видел таким источником добровольные пожертвования, его последователь Вильям Кинг полагал возможным аккумулирование средств за счет сбережений рабочих, представители французской мысли Луи-Блан и немецкий экономист Ф. Лассаль считали необходимым выделение субсидий государством.⁷⁴

Заметим, что государственная политика, стала решающим фактором в становлении пролетарских производственных товариществ во Франции.⁷⁵  Не менее существенна роль государственной поддержки и заемного капитала в становлении немецкой рабочей кооперации, что видно из данных, характеризующих процентное соотношение заемного капитала к собственному. В 1870 году заемные средства составляли 60% средств рабочих союзов Германии, в 1880 году – 90%, а в 1891 году они превышали кооперативный капитал и составляли в сравнении с ним 107%. ⁷⁶

Именно пролетарский этап развития кооперативной теории, в течение которого кооперация особенно зависела от внешних факторов, положил начало широкому обсуждению в исторической обществоведческой и практической литературе, проблемы государственного и общественного влияния на судьбы кооперации. И сейчас эта проблема выступает в качестве первостепенной там и тогда, где и когда зарождение и функционирование кооперативного сектора не имеет достаточно прочной объективной почвы.⁷⁷

К концу XIX века, пролетарские кооперативы, особенно производственные, стали распадаться. Причиной тому послужила отчасти революционная  ситуация, отчасти их внутренняя ограниченность. Так, в Англии, насчитывающей в 40-е годы несколько сот кооперативных производственных товариществ, к концу века осталось лишь два десятка, в Германии и Швейцарии они почти  исчезли. Во Франции из 56 кооперативов, на организацию которых правительство выделило в 1848 году специальные средства, через 7 лет осталось лишь 14, а в 1878 году существовала лишь одна ассоциация рабочих, созданная в 1848 году.⁷⁸ 

В содержании оставшихся кооперативов  произошли кардинальные  социальные сдвиги, либо трансформация в коллективные капиталистические предприятия, либо преобразование на принципах объединений мелких собственников.⁷⁹

Интересно в этой связи свидетельство очевидца, происходящих с производственными кооперативами метаморфоз. Выдающийся французский деятель кооперации Ш. Жид в одном из своих публичных выступлений говорил: «Большая часть этих союзов погибла, несмотря на героические усилия, которых, казалось бы, было достаточно для того, чтобы перевернуть весь свет, если бы они были лучше направлены; а еще более печальным симптомом является то, что многие из тех союзов, которые имели успех, должны были платить за свое процветание дороже, чем оно стоит, так как все они более или менее приносили в жертву принципы, душу кооперации, побуждавшую их основателей заботиться о  прогрессивном освобождении рабочего класса. В самом деле, на наших глазах они превращались в союзы хозяйчиков, принуждающих по своему приказу и за свой счет работать более или менее значительное число наемных рабочих: таким образом, единственным результатом этих союзов было то, что известному числу рабочих была предоставлена возможность подняться до степени хозяев».⁸⁰ 

Как показала общественная практика, кооперативные союзы рабочих приобретали устойчивость и перспективное значение, только в случае их сущностного перерождения в коллективы собственников, предполагающего не только актуализацию коллективного капитала, но и изменение социальной психологии его носителей. Заметим, что условность видимой границы между кооперативами собственников и рабочих, не устраняло разницы по существу, опосредованной социальным статусом объектов объединения и определяющей внутреннее содержание ассоциаций. Пролетарий, лишенный собственности и вследствие этого наделенный специфическими чертами социальной психологии, объединяясь, преследовал цель получения наибольшей сиюминутной выгоды. При этом, его представление о целесообразности кооперирования, ограничивалось рамками повышения заработной платы и находилось далеко за пределами стремлений укрепления как коллективной, реализованной в общественных фондах, так и индивидуальной собственности пополняемой за счет отчисления прибыли на паи. Деление же прибыли согласно доле в покупках союза, а не по паям придумали «двадцать восемь бедных ткачей» Рочдэqлского потребительского общества, лишенных собственности и преследующих цель – борьбу с торговым капиталом.⁸¹

Даже принцип вознаграждения сообразно количеству   и качеству труда, при демократическом  устройстве кооператива становился непреодолимым камнем преткновения.⁸² Показательно и то, что наемному рабочему, вступившему в кооператив и обретшему в связи с этим надежду на улучшение материального положения, больше импонировала в перспективе роль капиталиста, а не свободного участника коллективного труда и собственности. Точная характеристика социальной метаморфозы рабочих кооперативов, содержит труд, выпущенный в 1906 году в Санкт-Петербурге, под авторским псевдонимом «Друзья свободы и порядка». «Главная причина всех неудач, попыток в этом отношении (развитии производственных рабочих кооперативов – авт), лежит вовсе не в недостатке денег, как утверждали многие защитники ассоциаций. Во время той горячки, которая обуяла французское общество в конце 40-х годов, государство и филантропы не раз жертвовали огромные суммы денег на устройство производительных ассоциаций; в Англии, по словам приверженца ассоциации Голиока, количество денег, затраченных на попытки кооперативного хозяйства, надо считать многими миллионами, но все эти громадные затраты не спасли дело ассоциации и погибли бесследно;  эта причина заключается в трудности создать и организовать необходимые рабочие силы и снабдить их известными свойствами ума и характера и известной дисциплиной. Было много случаев основания ассоциаций с помощью государства (во Франции) или с помощью разных филантропов (в Англии и Германии), но всегда они или банкротились и распадались в случае дурного ведения предприятий, или при счастливом ходе дела, обращались в капиталистические общества: вследствие чего, единственная польза, которую до сих пор принесли ассоциации  в жизни, заключается в том, что без изменения строя и существующих форм хозяйства, число капиталистов увеличилось за счет рабочих, так как значительная часть рабочих,  бывших членами производительных ассоциаций, с извращением характера последних, превратились в капиталистов». ⁸³

Отсутствие экономического мышления, выработанного навыка принятия самостоятельных решений, уникальных умений, имеющих в товарном производстве свою специфическую стоимость и отличающих производство мелких мастеров, осложняли работу пролетарских кооперативов. В той же книге мы находим по этому поводу вывод, сделанный на основе непосредственных наблюдений. «Ежедневные наблюдения, показывающие, что многие хорошие рабочие не способны, однако, сделаться самостоятельными хозяевами, а, сделавшись ими, — ведут плохо свое дело, — подтверждает это положение. Слабость характера, страсти, отсутствие предусмотрительности, а может быть и отсутствие предпринимательской жилки, делает рабочих часто совершенно негодными для роли руководителей общим самостоятельным предприятием».

Не менее красноречиво высказывание на этот счет профессора В.Ф. Тотомианца: «Еще Шульце-Делич заметил, — пишет он, — что производительная кооперация это венец кооперативного здания. Этот, мол, венец не дается легко, главной причиной чего является не только трудность в городах, конкурировать с крупными капиталистическими предприятиями, но и административная незрелость рабочего класса, несмотря на то, что в политическом отношении он ушел очень далеко. Как раз узкая психология производителя и классовая точка зрения, воспитанная в нем марксизмом, мешают быстрому развитию производства не только при потребительных обществах, но и производству в изолированных производительных товариществах. Психология производителя и классовая точка зрения, уместная в профессиональном движении, оказывается бесплодной в кооперативном движении».⁸⁵

В унисон с этими высказываниями звучат мысли профессора Туган-Барановского М.И. «Чтобы быть хорошим предпринимателем, — писал он, — даже и знания рынка недостаточно, нужно обладать еще особым душевным складом и особыми предпринимательскими талантами. А так как условия жизни и деятельности рабочего ни малейшим образом не предрасполагают его к приобретению всех этих знаний и развитию соответствующих талантов, то естественно, что рабочая группа оказывается плохим предпринимателем, а это не может не действовать самым губительным образом на успех предприятия».⁸⁶

Мысли теоретиков кооперации заслуживают особого внимания, так как принадлежат людям, принимавшим непосредственное участие в кооперативном движении конца XIX начала XX веков, когда идея пролетарских объединений была особенно актуальна, и встречали поддержку энтузиастов и государственных структур.   

Говоря о роли субъективного фактора в возникновении и развитии кооперации, было бы неверно, ограничиться его иллюстрацией пролетарскими ассоциациями. Хотя широкое представительство рабочих объединений в современном кооперативном движении позволяет считать таковые явлением актуальным и заслуживающим пристального внимания.

Направленная деятельность энтузиастов кооперации, ставших в XIX веке одним из значительных направлений общественной мысли, распространялась и на средние слои населения. Так, Герман Шульце-Делич (1808-1883 гг.), получивший приставку к своей фамилии по имени немецкого городка Делича, вписал свою страницу в кооперативное строительство, создав кредитные товарищества среди кустарей и ремесленников. Мелкие собственники составляли 74% состава этих объединений.⁸⁷ Благодаря введению принципа неограниченной ответственности членов кооператива, для получения кредита и регулярных взносов для пополнения паевого капитала, ему удалось привлечь в ассоциации широкие массы товаропроизводителей. Анализируя организационные принципы функционирования кооперативных предприятий, созданных Шульце-Деличем, сразу же бросается в глаза разница с рабочими союзами: выплата дивидендов на паи, формирование коллективной собственности. По понятным причинам его позиция  в отношении государственного содействия кооперации отличалась от позиции социалиста Ф. Лассаля. Шульце-Делич призывал к развитию кооперативов на основе собственных сил.⁸⁸

И хотя деятельность Шульце-Делича по созданию товариществ мелких собственников была более успешной, чем деятельность пролетарских вождей кооперации, все же необходимо отметить, что не всем объединениям, рожденным под воздействием его энергии и идей, удалось приобрести устойчивое хозяйственное положение. 

Большинство из них, в отличие от пролетарских союзов трансформировались в капиталистические заведения банковского типа.⁸⁹ Преследуя гуманитарную цель повышения материального благосостояния членов товариществ, вместе с тем лишенные реальной, вытекающей из потребностей мелкого производства хозяйственной почвы ссудные общества Шульце-Делича постепенно переходили от обслуживания потребностей своей членской массы к операциям с ценными бумагами,  чисто коммерческой деятельности и превращались в обычные банки.

Одним словом кооперативные организации, в том числе и те, где присутствовали все необходимые социальные условия, но которые не прошли необходимого естественного пути рождения, а принципы их функционирования определяла не логика развития производства, а воля отдельных энтузиастов-кооператоров, были в значительной мере подвержены риску ликвидации, хозяйственной нестабильности или полного поглощения господствующими капиталистическими отношениями. 

Истории кооперации известно и другое основание, кроме деятельности прогрессивных личностей, прочно скрепляющее объединения единомышленников. Гуманность нравственных начал, лежащих в основе кооперации, созвучность их со многими (теологическими) идеями, обусловило широкое распространение кооперативных объединений на религиозной почве. 

Традиция теоретических воззрений сторонников кооперации, считающих нравственные, религиозные устои коллективных объединений главным, стержневым моментом в их содержании, хронологически совпадает с появлением самых первых литературных произведений по кооперативной проблематике. Большинство из них проводили прямую аналогию норм христианской этики и нравственных начал кооперации. Приверженцами религиозных взглядов на природу кооперативных организаций являлись такие выдающиеся общественные деятели как В. Кинг; профессор литературы Берлинского университета Виктор Эме Хубер (1800-1869 гг.); инициатор создания кредитной кооперации в сельском хозяйстве Германии Фридрих Вильгельм Райффейзен (1818-1888 гг.); адвокат Эдуард Ванситарт Нил (1810-1892 гг.); видный политик Италии Джузеппе Маццини (1805-1872 гг.). В качестве иллюстрации их идей приведем две цитаты из произведений этих авторов. Давая определение кооперативным объединениям, Э.В. Нил писал: «Кооперация это самопомощь, но не эгоистическая. Это самопомощь людей, которые хотят помогать себе, помогая другим, которые будут в свою очередь помогать им. Это сотрудничество, товарищеская работа, работа людей, которые видят в других людях товарищей и говорят им: давайте работать вместе и делить заработок справедливо».⁹⁰ Не менее интересны этические построения Д. Маццини, который писал: «Мало поможет делу, если вы измените организацию, а сами сохраните теперешние страсти и эгоизм; организации подобны некоторым растениям, которые, смотря по тому, кто с ними обращается, дают либо отраву, либо целебные свойства. Хорошие люди делают хорошими плохие организации, а дурные и хорошую организацию превратят в дурную».⁹¹ Как видно из приведенных цитат теоретики кооперации, строившие свое мировоззрение исходя из духовных начал, видели в кооперации средство нравственного совершенствования личности, а ее истоки в христианских заповедях всеобщей любви и взаимопомощи.

В период, когда главенствующую роль в обществоведении играли исключительно материалистические построения, воззрениям последователей религиозных, этических школ кооперативной теории не предавалось сколько-нибудь серьезного значения. Сохранение такого положения дел сегодня было бы совершенно недопустимым, в связи с вступлением человечества в эпоху НТР и актуализации интеллектуальных, духовных ценностей, требующей пристального внимания к интеграции идеальных составляющих общественного развития.

Русским сторонником религиозных основ в кооперативном движении являлся Лев Николаевич Толстой,  который 13 января 1910 года писал: «Хотя я продолжаю и никогда не перестану думать и говорить, что единственное радикальное средство, могущее уничтожить существующее зло борьбы, насилия и задавленности большинства народа нерабочими сословиями – есть обновление религиозного сознания народа; я не могу не  признать и того, что кооперативная деятельность – учреждение кооперативов, участие в них – есть единственная общественная деятельность, в которой в наше время может участвовать нравственный, уважающий себя человек, не желающий быть участником насилия.

Признаю и то, что кооперация может облегчить дошедшую в последнее время до крайней степени нужду рабочего народа. Не думаю, однако того, чтобы, как это думают некоторые, кооперативное движение могло вызвать или утвердить религиозное смятение людей к жизненным вопросам. Думаю, наоборот, что только подъем религиозного сознания может дать прочный плодотворный характер кооперативному движению«.⁹² 

Действие религиозного фактора в кооперации – это тот случай, когда субъективное начало становится доминирующим в процессе ее создания и функционирования. Надеждой на цементирующую роль гуманитарных принципов и нравственных норм, идеями приоритетности духовных основ в сравнении с экономическими интересами  проникнута кооперативная концепция выдающегося деятеля анархизма Кропоткина.  

Понятно, что объединения, имеющие в своем фундаменте не совокупность экономических интересов, а превалирующие нравственные, культурные, традиционные и т.д. принципы, выходят за рамки нашего исследования и сущностной характеристики кооперации мелких собственников. Однако упомянуть о них следовало, во-первых, для того, чтобы высказать несогласие с теми авторами, которые не видят их отличия от кооперативов, базирующихся на  экономических основах, а во-вторых, чтобы отметить перспективное явление, которое сегодня едва прослеживается, но видно настолько, что стало замечаемым отдельными исследователями. Речь идет о происходящем в современном мире возрастании «очеловеченных», гуманитарных принципов экономического роста, и роли в этом процессе кооперативного сектора. Многие исследователи прямо указывают, что эта тенденция современного мирового развития, позволяет уже сегодня видеть во взглядах Кропоткина не утопию, но реальность, которая постепенно прокладывает себе дорогу.⁹³ 

Весьма поучителен в этой связи опыт организации сельского хозяйства в Израиле, где в основу хозяйственного устройства были положены помимо патриотизма и религиозных канонов идеи русских народников и анархистов. При чем один из главных теоретиков коллективизма — Бергельсон был в молодости секретарем у Н. Махно. Кооперативный аграрный сектор Израиля представлен тремя видами коллективных предприятий: киббуц, мотав-овдим, мотав-шитуфи. Организованные на коммунистических принципах киббуци, функционируют под лозунгом: «от каждого по способностям, каждому по потребностям соответственного уровню развития коллективного хозяйства» и базируются на общественной собственности, равенстве и коллективном участии в производстве, потреблении и управлении. «Член киббуца обеспечивается всем необходимым для нормальной жизнедеятельности на достаточно высоком уровне, даже на более высоком, чем многие занятые в других отраслях экономики. Киббуц удовлетворяет потребности своих членов в продуктах питания, одежде, жилье, образовании, включая высшее, туристических поездках. При этом доходы в индивидуальном порядке среди членов киббуца ни в денежной, ни в натуральной форме не   распределяются».⁹⁴ Мотав-овдим, созданные переселенцами из Западной Европы, сохраняют частную собственность на средства производства и обобществляют лишь одну из сторон производственного процесса: сбыт, снабжение. Мотав-шитуфи представляют собой образования по типу сельскохозяйственных артелей и являются как бы промежуточными по глубине обобществления между киббуц и мотав-овдим. Все три формы сельскохозяйственных объединений Израиля, вне всяких сомнений являются предметом особого научного интереса, однако, безусловно приоритетного внимания заслуживает опыт киббуц, создание и деятельность которых зиждется исключительно на факторах духовного, нравственного порядка, постепенно выдвигающихся в ряд важнейших стимулов мирового экономического развития. «Киббуци являются необычной для экономически развитых стран формой совместного проживания и хозяйствования, — пишет А.В. Ткач, — поэтому возникает вопрос: каким образом в недрах рыночной экономики преуспевает организационная структура, логика развития которой, казалось бы, находится в прямом противоречии с хозяйственными принципами, лежащими в основе реального рынка»?

В самом деле, в киббуцах отсутствует основное условие эффективной экономической деятельности — прямая материальная заинтересованность работника в результатах своего труда (уравнительное распределение и отсутствие заработной платы).

Как показывает опыт социалистического строительства в СССР и других государствах с административной системой управления, ослабление зависимости от вознаграждения за труд от его результатов влечет за собой снижение эффективности народного хозяйства. В условиях же Израиля это обстоятельство не исключает наличия в обществе людей, которых стимулирует к деятельности не стремление к личному обогащению, а моральные стимулы: заинтересованность в прогрессе общества, а в условиях Израиля и стремление к возрождению государства, желание поднять свой личный авторитет и др.⁹⁵

Такое положение дел в израильских киббуцах выглядит странным только в том случае, если признать рационализм и стремление к наживе единственно возможным состоянием человека в производственной сфере, а евроцентрисское развитие хозяйственных механизмов общества — абсолютным. На самом деле движение всех сторон общественной жизни идет не однолинейно и неоднонаправлено, получает импульс от разновеликих и многообразных факторов. Несмотря на доминирование капиталистических отношений в современном мировом пространстве, это не привело к полной нивелировке всех социально-экономических укладов, культурных и духовных реалий. Мало того, направление развитых капиталистических стран к постиндустриальному устройству предполагает выход в качестве важнейших элементов собственности — интеллектуальные способности, что, несомненно, придает еще большее значение субъективным факторам человеческого прогресса, духовной сфере.

Особую роль в действии субъективного фактора, активно участвующего в содержании исторического процесса занимает деятельность государства. Как уже отмечалось, государственная политика значительно повлияла на ход кооперативного строительства. Революционные кризисы XIX столетия подтолкнули правительства к поиску путей мирного реформирования общества. Одним из средств, позволяющих сгладить назревающие социальные конфликты, являлась кооперация, организации которой и поддержке энтузиастов из числа прогрессивно настроенных представителей интеллигенции, придавалось особое значение.  Однако деятельность последних, не подкрепленная объективными условиями, далеко не всегда приносила желаемый результат.

Кооперация занимала основополагающее место в ряду мер Советской власти, направленных на преобразование общества, где преобладающим элементом социальной структуры являлся мелкий собственник. Итоги неудачного опыта огосударствления отечественного кооперативного сектора общеизвестны.

Современная практика кооперативного строительства также не избежала государственного участия. Анализ вмешательства государственных органов в деятельность артелей и товариществ и их союзов, содержат материалы ООН, Международного кооперативного альянса, Международной организации труда. В наиболее концентрированном виде оценка влияния государственных структур на кооперацию звучит таким образом: «Искусственно создаваемые и подконтрольные государству кооперативы, — говорится в аналитическом обзоре МОТ: «Содействие развитию кооперативов», зависящие от правительственных субсидий и иностранной помощи, не обладают жизненной силой и гибкостью, необходимыми для их приспособления к новым условиям, и поэтому они, как правило, прекращают свое существование, как только перестают получать помощь со стороны».⁹⁶ Из-за чрезмерного государственного диктата кооперативная форма организации производства утратила свою привлекательность во Вьетнаме, Гвинее, Мали, Мадагаскаре, Танзании, Судане и Эфиопии. Изменение политических и экономических условий повлекло к резкому снижению здесь численности кооперативов. И наоборот там, где коллективные предприятия функционировали как результат естественной потребности мелкого производства, кооперативный сектор успешно развивался. Примером может служить Индонезия, где за последние 20 лет число членов кооперативных объединений увеличилось в десять раз.⁹⁷ Материал МОТ содержит очень важное с точки зрения теории замечание. «Однако для того чтобы повернуть вспять негативные тенденции, вызванные чрезмерным государственным вмешательством в дела кооперативов в  прошлом, — говорится здесь, — следует признать, что кооперативная форма представляет собой неотъемлемую часть общего социально-экономического и политического развития…».⁹⁸

Специально следует остановиться и на проблеме, имеющей непосредственное отношение к теоретическому осмыслению роли государства в кооперативном строительстве, а именно нового этапа развития кооперации в нашей стране. Вопросу возрождения отечественного кооперативного сектора экономики посвящено  большое количество книг, брошюр и статей популярных и научных исследований.⁹⁹

Однако ясности даже в сегодняшнем ретроспективном взгляде на происходящие почти два десятилетия события нет. Более того, в литературе встречаются порой диаметрально-противоположные суждения, что не дает возможности считать изученность данного сюжета хоть сколько-нибудь удовлетворительной.¹⁰⁰ Не вдаваясь в подробности этой большой и многогранной темы, наметим лишь узловые моменты расхождения мнений. Одна группа обществоведов полагает, что успех процесса возрождения кооперативов был полностью связан с заменой административной системы хозяйствования рыночной.

«Рушится основа административной власти. Взят курс на ускоренное введения рынка, широкое использование известных всему миру традиционных форм предпринимательской деятельности, в том числе основанных на частной собственности, — пишут в своей монографии Иванова Е.А. и Шашнов С.А. – кооперация, выполнив миссию «тарана» административной системы, займет место одного из укладов в многоукладной рыночной экономике…».¹⁰¹ 

Автор учебного пособия: «Основы потребительской кооперации» Теплова Л.Е. считает рыночный характер экономики, основным признаком кооперации. «Прежде всего, следует выделить, — пишет она, — основной признак кооператива: кооператив — коллективное предприятие рыночной экономики».¹⁰²

Отвечая контрдоводом на критику со стороны противников свободного рынка, Буздалов И.Н. высказывается весьма категорично: «У нас запугивают рыночными отношениями «по западному образцу», прибегая к легковесным не вносящим ясности в вопрос «доказательствам».¹⁰³

Нет нужды обращаться к широкой аргументации некорректности такой позиции. Скажем лишь, что ускоренное развитие рынка «по западному образцу», которое мы наблюдаем сегодня, не привело к созданию на месте административно-командной системы, демократических форм хозяйствования. Напротив, не критическое перенесение деформированного опыта Запада на российскую действительность, привело к глубоким социальным и экономическим искривлениям, категорически несовместимым с кооперацией. Кроме того, современная наука преодолевает примитивный взгляд на формы и системы хозяйствования, согласно которого существуют экономические реалии, имеющие вне исторического контекста первостепенную общественную значимость. Артур Рих в своей «Хозяйственной этике», оценивая плановые и рыночные экономические принципы, пишет: «Ни один из этих двух принципов экономического устройства… не обладает преимуществами перед другим».¹⁰⁴

Другая группа авторов напротив, считает главным залогом успеха  в  кооперативном строительстве – совершенствование административных методов управления кооперацией. Особое значение в этой схеме придается  местным органам власти.  «Ведущая роль в формировании сети кооперативов – говорится в коллективной монографии «Кооперативы нового типа», — по праву  принадлежит местным Советам»¹⁰⁵, которые, по мнению авторов, должны были оказывать помощь в подготовке кадров, создании здоровой конкуренции с тем, чтобы регулировать цены на произведенную продукцию, в определении потребительского рынка, материально-техническом снабжении и т.д.¹⁰⁶

Опираясь на исторический опыт, можно с уверенностью утверждать, что и этот путь инициирования роста кооперации малопродуктивен. Сама попытка возрождения кооперации без имеющихся на то  объективных условий обречена на провал. Возможность или предопределенность форм хозяйствования, основанных на коллективной собственности, актуализируется при наличии индивидуальной собственности, как средства существования и как средства участия в общественном производстве. Отсутствие этого условия в обстановке характерной современным псевдодемократическим преобразованиям отечественной экономики, аккумулирование основной массы собственности в руках незначительного социального слоя, сохранение за населением страны в подавляющем большинстве   статуса наемных работников или безработных не позволяет говорить о сколько-нибудь серьезной объективной основе возрождения кооперации. Только «10-15% населения (а по большому счету 2-3% «новых русских») выиграли от перемен, зато остальные, — отмечает В.Г.Хоросс,- во многих отношениях проиграли в жизненном уровне, даже по сравнению с относительно скромным существованием в советское время».¹⁰⁷ По данным Госкомстата в 1985 году в Советском Союзе разница в доходах между 10% самых богатых и 10% самых бедных граждан составляла 3,3 раза, в 1990 году — 4,2 раза, в 1994 году — 15,1 раза, а к рубежу XX и XXI столетий — 32 раза. Потенциальный носитель кооперативной идеи — средний слой составляет в социальной структуре России около 12%¹⁰⁸, а мелкое частное предпринимательство занимает в производстве России менее 1,5%. И хотя число мелких предприятий с 1991 г. по 1994 г. выросло в 1,7 раза и составило 1 миллион. Их число не сопоставимо с аналогичными показателями в развитых странах. В США их количество составляет 17 миллионов, в странах ЕЭС — 15 миллионов.¹⁰⁹

Осознавая политизированность предпосылок возрождения кооперации, ее неадекватность хозяйственной и социальной реальности, авторы закона «О кооперации в СССР» пытались заменить экономическую основу кооперативного сектора – коллективную собственность,  слагаемую на основе добровольного объединения индивидуальной, арендой средств производства у государства через институт, так называемых «учредителей», т.е. государственные предприятия, на которые возлагались «ответственные функции по организации  деятельности кооперативов и их материально-техническому обеспечению».¹¹⁰

Кроме всего прочего решить задачу возрождения кооперации значило бы восстановить естественный ход эволюции общественного производства. Говоря конкретно, вновь образуемые кооперативы должны были включаться в социально-экономический контекст с альтернативными формами хозяйствования и функциональными эквивалентами. В обстоятельствах, когда политическая воля государственного руководства допускала в качестве альтернативы общенародной собственности «только кооперативные предприятия, все частнохозяйственные (также криминальные) инициативы скрывались за кооперативной юридической формой». Совершенно справедливо звучит на этот счет замечание цитируемого высказывания профессора из г. Бона Клауса Нова: «Многие из оцененных нормативных особенностей кооперативных объединений могут лишь тогда найти свое выражение, когда они добровольно выбраны из множества институциональных форм, если предлагаются все принципиальные альтернативы для экономических действий. Итак, добровольность и возможности выбора являются решающими предпосылками успеха».¹¹¹

Проблема возрождения кооперации обсуждалась на многочисленных совещаниях и съездах кооператоров, теоретических и научно-практических конференциях. Однако острота дебатов стала постепенно спадать, когда главный предмет критики и «важнейшая причина торможения кооперативного строительства» — административно-командная система ушла в небытие, а «стихийный рынок» захлестнул некогда плановую экономику.

Происшедшие изменения, тем не менее, не привели к бурному росту кооперации. Причина этого очевидна — во-первых, возрождение кооперации в отрыве от общей концепции формирования экономики, предполагающей меры, направленные на восстановление целостности всех составляющих процесса эволюции общественного хозяйства; во-вторых, отсутствие достаточно масштабного социального слоя мелких собственников, хотя институт частной собственности, долженствующий способствовать его формированию, был восстановлен; в-третьих, утрата населением, соответствующих ментальных черт, свойственных индивидуальным товаропроизводителям, что является, безусловно, основным в сравнении с определенными техническими навыками и умениями, носителей которых, кстати сказать, также поубавилось в связи с повсеместным внедрением индустриальных основ труда. 

Заметим, что указанных изъянов можно было избежать, сохранив полноценный кооперативный сектор экономики. Подтверждением тому служит судьба сельскохозяйственной кооперации в Восточной Европе. Несмотря на смену политического строя, кооперативы сохранили свою роль в Чехии, Словакии, Венгрии, бывшей ГДР.¹¹²

Вместе с тем, было бы неверным полагать, что кооперативная форма организации общественного производства навсегда ушла из отечественной экономической практики. Логика хозяйственного строительства с неизбежностью потребует заполнить «ниши», предназначенные мелкому производству, что обязательно приведет к расширению среднего слоя и создаст потенциальную возможность существования коллективных предприятий. Этому направлению социальной динамики должно способствовать и общее, хотя и чрезвычайно неустойчивое, повышение благосостояния народа.

Однако оговоримся, что возможность реализации экономической политики, направленной на создание социального пространства, адекватного кооперативной организации, как и в целом демократическим хозяйственным институтам, имеет обратную зависимость экономической мощи и политическому влиянию крупного финансового капитала, возникшего в результате варварского расхищения общенародного достояния.

Сформулируем выводы, вытекающие из изложенного. Кооперативные объединения — результат естественного, эволюционного процесса развития мелкого производства, который сопровождался формированием социальных носителей этого института, наделенных соответствующими умениями и навыками и обладающих определенным культурным уровнем. Вместе с тем, даже наличие этих необходимых предпосылок, требует соответствующих внешних условий (формирование местного рынка, складывание транспортных коммуникаций, революции, войны), которые могут либо осложнить, либо способствовать кооперативному строительству.

Субъективный же фактор (государственное или общественное содействие) даже при условии его правильной социальной ориентации, не всегда приносил желаемый результат, хотя в случае его верной направленности вероятность успеха значительно возрастала в сравнении с теми случаями, когда это воздействие ложилось на неподготовленную почву.

1. Фром Э.  Душа человека.  Перевод. — М.: Республика, 1992, с. 402.
2. Макаренко А.П.  Теория и история кооперативного движения.  Учебное пособие. — М.: Маркетинг, 1999, с. 8.
3. Вебер М.  Избранные произведения./Перевод с нем.  Составление, общая редакция и послесловие д.ф.н. Ю.Н.Давыдова. — М.: Прогресс, 1990, с. 85.
4. Туган-Барановский М.И.  Социальные основы кооперации. М., 1916, с.349
5. Туган-Барановский М.И. Указ. соч., с.350
6. Мартынов В.Д. Фермерская кооперация. М.,1990, с. 56
7. См. например: Барсуков В.Л., Шейна З.И.  К вопросу о сущности кооперации и необходимости ее адаптации к условиям рынка.  Новосибирск, 1999.  Рукопись деп. в ИНИОН РАН, с. 11.
8. Туган-Барановский М.И.  Указ. соч., с. 136.
9. Birch P.  Abbey Nationel takes alanlead // BanKing World. — L., 1989. — Vol. 7., N 1, p.15.
10. The cooperative movement in Sweden. — Stockholm.: SI, 1986, — 19 apr. — N 16, S I.
11. Холиок Д.Д.  Современное кооперативное движение. М., 1915, с. 18-19.
12. Маркарьян С.Б.  Этапы развития кооперативного движения в Японии. — в кн.: Кооперация: место и роль в экономической истории. Реферативный сборник. — М.: ИНИОН АН СССР, 1990, с. 149.
13. Такой, на наш взгляд, ошибочный подход характерен большой части литературы по кооперации. См. например: Туган-Барановский М.И.  Указ. соч., с. 4.: «Кооперация была раньше придумана отдельными людьми, как средство преобразования существующего социально-экономического строя, и лишь в непосредственной связи с этим творческим замыслом кооперация стала могучей социальной силой. В противоположность «естественному» процессу развития капитализма кооперация была создана искусственно».
14. Бондаренко А.В., Кущетеров Р.М., Кочкарова З.Р.  История и теория кооперации. Ставрополь, 1998, с. 4.
15. Там же, с. 8.
16. Кооперация. Место и роль в экономической истории. Реферативный сборник. М.: ИНИОН АН СССР, 1990, с. 52-53.
17. Бондаренко А.В., Кущетеров Р.М., Кочкарова З.Р.  Указ. соч., с. 38.
18. Там же, с. 40.
19. Тотомианц В.Ф.  Основы кооперации. Берлин.: Книгоиздательство «Слово», 1923, с. 8.
20. Чаянов А.В.  Избранные произведения. — М.: Московский рабочий, 1989, с. 190.
21. Жид Шарль.  О кооперации. М.: Универсальная библиотека, 1915, с. 21.
22. Кузьмина Л.А.  О месте кооперации в общественной жизни. — М.: Центрсоюз, 1973, с. 24.
23. Туган-Барановский М.И.  Указ. соч., с. 68-69.
24. Бондаренко А.В., Кущетеров Р.М., Кочкарова З.Р.  Указ. соч., с. 61.
25. Там же, с. 64.
26. Там же, с. 64.
27. Философский словарь/Под ред. И.Т. Фролова. — М.: Республика, 2001, с. 467.
28. Ивлева Г.Ю.  Происхождение и этапы развития собственности. — в кн.: Собственность в XX столетии. — М.: РОССПЭН, 2001, с. 37-38.
29. Сравнительная характеристика черт традиционного и индустриального обществ дана в книге: Кара-Мурза С.Г.  Истмат и проблемы Восток-Запад. (Серия: Тропы практического разума). — М.: Алгоритм, 2001.
30. Туган-Барановский М.И.  Указ.соч., с. 104. (Выделено авт.)
31. Тотомианц В.Ф.  Теория и практика потребительской кооперации., С-П., 1913, с. 6.
32. Тотомианц В.Ф.  Основы кооперации.  Берлин, 1923, с. 29.
33. Там же, с. 30.
34. Кабанов В.В.  Крестьянская община и кооперация России XX века., М., 1997, с. 23. (Выделено авт.)
35. Дронов В.Т.  Диалектика развития общественной кооперации:  Теоретический и методологический аспекты исследования. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1989, с. 10.
36. Кабанов В.В.  Указ. соч., с. 52.
37. Там же, с. 35.
38. Там же, с. 37.
39. Бердяев Н.  Судьба России: Сочинения. — М.: Издательство ЭКСМО — Пресс., Харьков: Издательство Фолио, 2001, с. 497-498.
40. Аузан А.  Плюрализм собственности и модели социализма. — Коммунист, № 17, 1989, с. 40.
41. Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В.И.  О кооперации. — М.: Издательство политической литературы, 1988, с. 29.
42. Мизес Л.  Социализм. Экономический и социологический анализ. — М.: Catallaxy, 1994, с. 175-179.
43. Кузьмина А.А.  О месте кооперации в общественной жизни. — М.: Центрсоюз, 1973, с. 129-131.
44. Буздалов И.Н.  Возрождение кооперации. М., 1990, с. 50.
45. Там же, с. 3, 10.
46. Там же, с. 38-42.
47. Кооперация. Место и роль в экономической истории. Реферативный сборник. — М.: ИНИОН АИ СССР, 1990, с. 114-116.
48. Туган-Барановский М.И.  Социальные основы кооперации. — М., 1916, с. 229.
49. Пажитнов К.А.  Основы кооператизма. — М., 1917, с. 58-59.
50. Там же, с. 365, 366.
51. Кара-Мурза С.Г.  Евроцентризм — эдилов комплекс интеллигенции (Серия: Тропы практического разума). — М.: Алгоритм, 2002, с. 102, 180.
52. Бердяев Н. Смысл истории. М.: Мысль, 1990, с.124-125
53. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Малый энциклопедический словарь. СПб.,1907,с. 1255
54. Туган-Барановский М.И.  Указ. соч., с. 129.
55. Хаолик Д.Д.  Современное кооперативное движение. М., 1915, с. 7;  О пролетарских принципах построения сельскохозяйственных кооперативах рабочих Италии. См. например: Дмитриев Э.А.  Кооперация в Италии. Из личных воспоминаний. М., 1912.  Указанному вопросу посвящено множество отечественной и зарубежной литературы.
56. Там же, с. 13.
57. Бансель Д.А.  Кооператизм., С-Пб., 1903.
58. Туган-Барановский М.И.  Указ. соч., с. 140-141.
59. Там же, с. 76-78.
60. Войцеховский С.Ф.  Курсы по кооперации. Кооперативное законодательство. М., 1912, с. 13.
61. Жид Ш.  О кооперации. М.: Универсальная библиотека., с. 24.
62. Там же, с. 16, 40, 42, 48, 49.
63. Тотамианц В.Ф.  Основы кооперации. Берлин, 1923, с. 101-102.
64. Пажитнов К.А.  Основы кооператизма, с. 84.
65. Там же, с. 82.
66. Там же, с. 78.
67. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК, часть I, 1898-1925, М.: Госполитиздат, 1953, с. 165.
68. Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т. 19, с. 349.
69. Там же, с. 352.
70. Фишгендлер А.  Вопросы социализации и кооперации в Германской революции (1918/19 гг.). Исторический очерк. М.: Издание Всероссийского Центрального Союза Потребительных Обществ, 1922;  По мнению Фишгендлера. — «Кооперация, таким образом, становится орудием государственной, хозяйственной реформы путем передачи ей ряда хозяйственных функций на монопольно-государственных началах»; Указ. соч., с. 96.
71. Туган-Барановский М.И. Указ. соч., с. 422-423.
72. Фишгендлер А. Указ. соч., с. 67.
73. Там же, с. 71.
74. Пажитнов К.А.  Основы кооператизма.с.67, 85, 86.; Давид Г. Социализм и кооперативное движение. С-Пб, 1906, с. 12-15.
75. Производительные товарищества, как орудие для попыток разрешения социального вопроса. С-Пб.: Книгоиздательство «Друзей свободы и порядка», 1906, с. 7.
76. Озеров Н. Общества потребителей. Исторический очерк их развития в Западной Европе, Америке и России. Краткое руководство к основанию и ведению потребительных обществ. С-Пб, 1899, с. 122.
77. См. например: Доклад Генерального секретаря ООН «О национальном опыте в области содействия кооперативному движению» — БПИ № 41, 27.2., 1989 г., с. 3-13.
78. Производительные товарищества, как орудие для попыток разрешения социального вопроса, с. 5-7.
79. Там же, с. 8, 9;  Давид Г. Указ. соч., с. 18.
80. Жид Ш. Указ соч., с. 75.
81. Бансель Д.А.  Кооператизм. С-Пб., 1903, с. 12.
82. Производительные товарищества, как орудие для попыток разрешения социального вопроса., с. 14.
83. Там же, с. 18-19.
84. Там же, с. 16.
85. Тотамианц В.Ф.  Основы кооперации, с. 108.
86. Туган-Барановский М.И.  Указ. соч., с. 238-239.
87. Там же, с. 413.
88. Тотамианц В.Ф.  Основы кооперации, с. 18, 19.
89. Туган-Барановский М.И.  Указ. соч., с. 435.
90. Тотамианц В.Ф.  Основы кооперации., с. 22.
91. Там же, с. 24.
92. Поссе В.А.  Кооперация и коммунизм, Петроград, 1918, с. 27-28.
93. См. например: Шепелева В.Б.  Опыт мирового и отечественного кооперативного движения и современная ситуация в России. — В кн.: Производительные кооперативы в России на пороге XXI века. Сборник материалов Первой международной конференции: «Проблемы производственной кооперации в России» (Москва, 15-17 апреля 1996 г.) и конференции: «Новое законодательство Российской Федерации о кооперативах. Проблемы и перспективы кооперативного движения в России» (Москва, 7-8 декабря 1995 г.). Том 2. Статьи участников конференции; с. 73-82.
94. Ткач А.В.  Сельскохозяйственная кооперация. Учебное пособие. — М.: Издательско-торговая кооперация «Дашков и К^о», 2002, с. 293.
95. Там же, с. 296.
96. Содействие развитию кооперативов. МОТ (Международная организация труда). — Женева: МБТ, 2000, с. 6.
97. Там же, с. 15-16.
98. Там же, с. 22.
99. См. например: Все о кооперации (Вопросы и ответы)., М., 1989; Кооперативы нового типа. Опыт, проблемы, перспективы. М.: Экономика, 1989; Дронов В.Т. Указ. соч.; Григорова Т.В., Лейбина Г.С. Развитие кооперативных форм хозяйства. М., 1989; Буздалов И.Н. Указ. соч.; Гришина О.А. Социально-экономические причины возникновения нового этапа кооперативного движения в СССР. Томск, 1990; Иванова Е.А., Шашнов С.А. Кооперативный уклад в экономике. М.: Финансы и статистика, 1991; Тихонов В. Кооперация: за и против. М.: Независимое издательство, 1991; Производственные кооперативы в России на пороге XXI века., М., 1996 и т.д.
100. Буздалов И.Н. Указ. соч., с. 94. Единственным препятствием на пути развития кооперации А.Е. Райн также считает отсутствие развитых рыночных отношений. — См. выступление на конференции: «Проблемы производственной кооперации в России» (Москва, 15-17 апреля 1996 г.) — В кн. Производственные кооперативы в России на пороге XXI века, с. 16-19.
101. Иванова Е.А. Шашнов С.А. Указ. соч., с. 3.
102. Теплова Л.В. Основы потребительской кооперации: Учебное пособие. — М.: Вита-Пресс, 2001, с. 17.
103. Буздалов И.Н. Указ. соч., с. 44.
104. Рих А. Хозяйственная этика. М., 1996, с. 525.
105. Кооперативы нового типа. Опыт, проблемы, перспективы, с. 22.
106. Там же, с. 3-28.
107. Хорос В.Г. Постиндустриализм — испытание на прочность. — в кн.: Глобальное сообщество: новая система координат. С-Пб.: Алетейя, 2000, с. 177.
108. Собственность в XX столетии. — М.: РОССПЭН, 2001, с. 524-526.
109. Бабаева Л.В. Динамика развития малого бизнеса в России. — В кн.: Производственные кооперативы в России на пороге XXI века. — М., 1996, с. 52-55.
110. Кооперативы нового типа. Опыт, проблемы, перспективы. М.: Экономика, 1989, с. 29.
111. Материалы международного симпозиума: «Роль производственных кооперативов в экономическом развитии» Тезисы выступлений иностранных участников. М., 1990, с. 29-30.
112. Ткач А.В. Сельскохозяйственная кооперация. Учебное пособие. — М., 2002, с. 261.

IV. Кооперация в контексте либеральной и социалистической парадигм общественного развития. «Третий путь».

Граница XX-XXI веков, ставшая рубежом в осмыслении многих научных проблем, явилась значительным этапом в изучении кооперации и ее места в общественном развитии. Это тем более важно, что современный опыт существования человеческой цивилизации показал как  бесперспективность тоталитарного социализма, так и нарастание кризисных тенденций западной модели общества. Резкие перемены в мире, возникновение глобальных проблем человечества активизировали теоретический поиск путей дальнейшего развития, переосмысление  исторического прошлого, с целью извлечения необходимых уроков.

Как и в середине XIX столетия кооперативная идеология находится на острие теоретического противоборства сторонников либеральных и коммунистических концепций организации человеческого общества.

Приверженцы западной модели, считающие единственно верным путь, которым шли и идут страны традиционного капитализма, отводят кооперации место переходной формы, не имеющей право на самостоятельное существование или архаизма, связанного с отсталостью того или иного общества. 

Так же, как и адепты капитализма прошлого, современные теоретики либерализма исходят из объективной обусловленности и безальтернативности  социально-экономической организации, где системообразующим элементом является крупный частный  капитал. Думается, что закономерность такого подхода, требует специального и тщательного научного анализа. Не ставя такой цели, отметим лишь, что, допуская безусловность упомянутого положения, необходимо признать естественную необходимость процесса первоначального накопления  капитала, сопровождавшегося разрушительными войнами и огромными человеческими жертвами.

Многие исследователи, общественные и религиозные деятели далеки от положительной оценки современного капитализма и его перспектив. Показательно в этой связи высказывание Джорджа Сороса в статье: «Свобода и ее границы», опубликованной в начале 1997 года: «Я сделал состояние на мировых финансовых рынках, и, тем не менее, сегодня опасаюсь, что бесконтрольный капитализм и распространение рыночных ценностей на все сферы жизни, ставят под угрозу будущее нашего открытого и демократического общества. Сегодня главный враг открытого общества – уже не коммунистическая, но капиталистическая угроза».¹ 

Западный миропорядок привел вопреки ожиданиям не к социальной универсализации, а к расслоению  мира, позволяющему странам, породившим модерн, извлекать сверхприбыль, «взимать своеобразную ренту с социально-экономической неоднородности мира».² 

Критика альтернативных, частнокапиталистических, хозяйственных структур обостряется в периоды стабилизации капитализма и становится менее убедительной в периоды кризисов, способствующих оживлению и росту некапиталистических организаций.³

Одни критики кооперации, не отрицая ее позитивной роли, отмечают определенную ограниченность возможностей кооперативных предприятий в условиях капиталистического хозяйства. Кооперативы, по их мнению, не устраняют «капиталистическую прибыль в промышленности и услугах»⁴, а лишь модифицирую ее распределение, не исключают эксплуатацию потребителя промышленным и торговым капиталом, а только смягчают ее. Кооперативное движение не является «системой, которая дает свободе самое видное место …», но представляет собой одну из низовых, микроэкономических форм хозяйственной демократии.⁵

Другие оппоненты не видят принципиальной разницы между кооперативной и частнокапиталистической организациями предприятий. Так, например Л. Вальрас (1834-1910) считал кооперацию средством, способным «придать высокие моральные и демократические качества капиталистическим методам  деятельности».⁶ Как пишет французский экономист Кл. Эбер, Вальрас стремился осуществить «синтез социализма и     либерализма»⁷; децентрализацию развития экономики с помощью кооперативов как формы самоуправления, «сделать всех капиталистами».⁸

По сути, либеральную позицию воспроизводят авторы, проповедующие «ортодоксальный марксизм», рассматривающие кооперативы в капиталистическом мире как его придаток, не имеющий собственного социально-экономического характера. Так, например, Б.Н. Хвостов пишет: «Кооперативы это составная часть капиталистической экономики, а кооперативная собственность — часть капиталистической собственности, причем наиболее слабая и ничтожная по размерам ее часть».⁹ 

Некоторые современные обществоведы, видят в капитализме причину «размывания независимого статуса кооперативов и образования «качественно иной организации».¹⁰

Самые последовательные противники кооперации считают, что у нее нет будущего в силу внутренней ограниченности и порочности. При этом речь идет «о преобладании краткосрочных интересов над долгосрочными, что подрывает возможности расширенного воспроизводства; об ограниченности доступа к финансовым ресурсам; о внутренних противоречиях кооперативной структуры, где нередко нарушается баланс между правами и ответственностью отдельных членов; о несоответствии локального характера большинства кооперативов современной тенденции к интернационализации хозяйства и т.д.»¹¹

Внутренняя ущербность коллективных объединений, полагает известный историк из университета в г. Бильфельде Христиан Айзенберг, делает их полностью непригодными в отраслях, где необходимо развитие прогрессивных технических и организационных форм производства. По мнению Х. Айзенберг кооперация не оправдала надежды как структура призванная преодолеть противоречие между трудом и капиталом, а на капиталистическом рынке ее место строго ограничено узкой средой «специфических субкультур».¹² 

И как квинтэссенция критики «перспективность и совершенство» частнокапиталистической организации общественного производства в сравнении с кооперативными формами  хозяйства обосновывается высокой степенью ее эффективности. Кстати заметить, такой взгляд характерен не только зарубежному либеральному обществоведению, но и отдельным отечественным исследователям. «При капитализме кооперация наиболее успешно развивается в форме потребительской, а не производственной, — читаем в работе Тутова Л.А., — и это не случайно, так как капиталистическое производственное предприятие значительно эффективнее кооперативного».¹³ 

Не разворачивая контраргументов, по существу заметим,  что абсолютизация эффективности экономики не корректна уже потому, что последняя имеет свои вполне осязаемые пределы — границы биосферы, запас сырья и т.д. и ограничена возможностями роста потребления, что может привести к архаизации производства даже в постиндустриальном обществе.¹⁴

В то же время конкретные исследования группы французских ученых, обобщивших опыт развития кооперативных ассоциаций ряда Западных стран, показали, что при соотношении микроэкономических показателей (фондовооруженности,  технической оснащенности и т.д.) аналогичных частнокапиталистических и кооперативных предприятий, эффективность последних характеризуется более высоким уровнем.¹⁵  

К. Бредлей и А. Гелб приводят данные по 98 обследованным предприятиям с коллективной собственностью, в число которых вошли 30 кооперативов. Уровень рентабельности этих хозяйствующих субъектов в 1,5 раза, а с учетом более высокой заработной платы последних в 1,7 раза выше, чем у сопоставимых по характеру деятельности и технологии частных компаний.¹⁶ 

Жизнеспособность и социально-экономическую целесообразность существования кооперации, даже в условиях развитых капиталистических стран, доказывает исторический опыт двух столетий и ее устойчивое положение в сегодняшнем мире.

Кооперативные предприятия развитых стран Запада покрывают 8-14% валового национального продукта.¹⁷ Сегодня практически полностью кооперировано сельское хозяйство Швеции, Дании, Финляндии, Исландии, Нидерландов, Японии. Во Франции и Германии кооперативные объединения охватывают не менее 80% всех сельских хозяйств. В странах ЕЭС фермерские кооперативы производят до 60% продовольственной продукции. В США кооперативы поставляют третью часть всех сельхозпродуктов (в том числе 72% — молока, 53% — сахара, 30% — хлопка, 25% — овощей и фруктов). В Скандинавских странах доля кооперативного сектора в продукции сельского хозяйства составляет 85%, а входящие — в систему перерабатывающие предприятия поставляют до половины общего объема продовольственных товаров. Фермерские кооперативы в Японии перерабатывают и сбывают около 90% продовольствия.¹⁸ Остается стабильной социально-экономическая база функционирования артелей  и товариществ. По мнению известного исследователя «постиндустриального общества» Дж. К. Гелбрейта, до половины современного капиталистического рынка принадлежит мелким и средним собственникам.¹⁹

Благодаря сохранению товарного производства с низким уровнем издержек, видов деятельности, не обеспечивающих «максимизацию прибыли», нестандартных и специализированных услуг, наличию географически разбросанных сфер  приложения труда, кооперативы существуют даже в условиях достаточно жесткой конкуренции с мощными капиталистическими корпорациями²⁰, причем «как это ни парадоксально, там, где машины вытесняют личные услуги, эта замена вызывает к жизни множество новых  разбросанных и нестандартных операций, которые соответственно  очень подходят для мелкой фирмы».²¹      

Другим фактором экономического порядка, инициирующим сохранение кооперации, является снижение роли ценовой конкуренции и возрастание неценовой, в результате укрепления позиций крупных корпораций, монополистических  и олигополистических структур, и в связи с этим приспособление рынка к условиям корпоративного планирования.²²

Функционированию кооперации и ее широкому распространению в странах капитала способствует и то обстоятельство, что кооперативные организации, в отличии, например, от коллективных капиталистических, в силу своей сущности, обеспечивают возможность посредством личного участия, получать больший доход при первоначально меньшем паевом взносе. Такой порядок позволяет участвовать в кооперативных объединениях относительно малосостоятельным гражданам и, таким образом, расширяет социальные основы кооперации.²³   

Кооперативный уклад, как и любой другой не являющийся системообразующим,  находится под воздействием всего комплекса социальных и хозяйственных отношений, господствующих в конкретно исторический период и конкретной стране. Убедительным представляется замечание И. Гельфа: «роль и сама природа кооперации зависит от экономической структуры, частью которой она является».²⁴ Причем важно заметить, что определяющим фактором является не только главенство того или иного способа производства, но и соотношение укладов, амплитуда степени их зрелости. Помимо влияния, оказывающего на внутренние черты самой кооперации, сосуществование с превалирующей системой отношений, определяет тенденцию социальной подвижности коллективных объединений.   Именно эту особенность отмечал К. Маркс, говоря о кооперации при капитализме, как о чисто капиталистическом предприятии.  

Отсутствие систематических данных не позволяет  с полной достоверностью показать размеры социальной мобильности кооперации при капитализме, однако, эмпирические наблюдения позволяют выявить ее основные направления. Комерционализация кооперативного движения, стремление к повышению рентабельности, ведет вопреки социальной направленности товариществ к усвоению ими хозяйственных методов предпринимательства, частичной трансформации коллективных объединений  в капиталистические предприятия. Эта тенденция отразилась и в декларируемых МКА (международным кооперативным альянсом) кооперативных принципах. Так, в Декларации о кооперативной идентичности, принятой XXXI Конгрессом в 1995 году, отсутствует принцип «ограниченного интереса к капиталу, инвестируемому в обществе и к прибыли», провозглашенный в 1966 г. на XXIII Конгрессе.²⁵ 

Эволюция товариществ и артелей в русле капиталистической модели, получило специальное терминологическое определение – «коопитализм».²⁶ Однако, наличие частнокапиталистических тенденций социальной подвижности кооперативных хозяйств не ведет к абсолютному снижению их доли в экономике индустриально развитых стран. Указанное положение подтверждается данными динамики численности международного кооперативного движения. Если в конце 80-х годов МКА насчитывал в своих рядах 500 млн. кооператоров, то к 1995 году, их число возросло до 730 млн.²⁷  

Привлекательность демократических черт кооперативной организации общественного производства способствует вовлечению в кооперативное движение все новых масс населения. В качестве черт, в наибольшей степени импонирующих членам, пополняющим ряды  кооперативных предприятий, социологи называют: возможность контроля «над трудовой ситуацией и уверенность в полезности создаваемого продукта»,²⁸ «быстрая и эффективная адаптация к меняющимся условиям на рынке без потерь рабочих мест».²⁹

Включенная в общую систему хозяйственных связей, где доминантой являются капиталистические отношения, кооперация, лишенная возможности к самоизоляции и воспроизводству отношений характерных собственному социально-экономическому укладу, испытывает деформирующее влияние на все стороны внутреннего устройства. 

На развитие коллективных объединений в современном капиталистическом обществе оказывают влияние законы средней прибыли и цены производства, конкуренция монополистических и олигополистических объединений, динамика процентных ставок на кредитном рынке, бытовых цен на товарных рынках и т.д.³⁰  В качестве частного примера такого влияния, можно отметить, близость средних рыночных процентных ставок на заемный капитал, дивиденду, выплачиваемому в кооперативах на покупку  (участие) и «привилегированным» акциям компаний, обеспечивающим фиксированный процент.³¹ 

Наглядной иллюстрацией проникающего влияния капитализма на артели и товарищества служит и другой красноречивый пример, касающийся взаимоотношений кооперативных организаций с кредитными капиталистическими учреждениями. К. Фэннинг и М. Маккартни отмечают, что «кооперативы не пользуются доверием на рынке капитала, и если получают  займы то на короткий срок и под высокий процент, что приводит к росту издержек».³² Главная причина этого, отмечаемая исследователями, — демократические нормы внутрихозяйственной деятельности кооперативов, которые не обеспечивают владельцам капитала возможность контроля над их производством. Таким образом, поиск внешних источников финансирования неизбежно связан с приспосабливанием кооперативных предприятий к условиям капиталистического рынка инвестиций в ущерб своим демократическим нормам.

Приведенные примеры далеко не исчерпывают многообразной картины факторов, средств, направлений, форм детерминирования капитализмом кооперативного сектора экономики. Аналогичным образом, считать кооперативную демократию свободной от всесильной власти «олигархии», можно лишь весьма условно.³³

Отметим лишь, что степень и глубина воздействия, искривляющего сущность и принципы кооперации тем больше, чем выше уровень развития частнокапиталистических отношений в обществе. Более успешно кооперативный сектор общественного производства функционирует в традиционных обществах, где уровень развития капитализма значительно ниже западных стран, что косвенно подтверждает не социальную отсталость кооперации, а негативное влияние последнего на ее становление и развитие.³⁴

Включение стран «третьего мира» в систему глобальной капиталистической экономики помимо консервации и регенерации наиболее отсталых, рудиментарных форм хозяйства ведет к усечению нормального эволюционного роста национального капитализма, что в свою очередь определяет его место и роль в социально-экономической структуре общества. Капитал, рожденный на естественной почве, не является доминирующим среди других традиционных и переходных укладов и не оказывает на них определяющего воздействия, чем в частности объясняется живучесть кооперативных форм общественного производства в этих странах. Так с 1961 по 1992 гг. количество кооперативов в Азии выросло в 8 раз, в Африке в 27 раз, в то время как этот показатель для Европы составляет 1,3 раза.³⁵

Воздействие крупного монополистического капитала на структуру хозяйственных связей, в том числе и на кооперативное движение или отсутствие такового, как нельзя лучше, характеризует исторический опыт Италии. К концу 70-х годов  XX столетия итальянская экономика, в силу  своей запоздалой индустриализации, была представлена в значительной степени мелкими и средними предприятиями. Крупные монополистические объединения в общественном производстве Италии были скорее исключением, нежели правилом. В 80-е годы ставка делалась также на мелкие и средние предприятия. Такое положение в социально-экономической структуре итальянского общества способствовало тому, что кооперативный сектор занял небывало прочные позиции, охватил различные хозяйственные отрасли, приобрел высокий социальный и политический статус.

Замечателен и тот факт, что наличие широко развитого кооперативного сектора с хорошо функционирующей организационной структурой вносит в кооперативное движение иммунные функции, способствующие сохранению самобытных кооперативных черт. Возникновение макроэкономических объединений — «кооперативов самих кооперативов» как бы воспроизводит собственные укладные отношения на межхозяйственном уровне, исключая, таким образом, значительное число первичных хозяйствующих звеньев из сферы господствующих капиталистических отношений. «Анализ мирового опыта кооперации, проведенный В. Уайтом и Дж. Бейзи, позволил им сделать вывод о том, что организационная, финансовая и техническая помощь со стороны ассоциации кооперативов, социальная среда, которую они формируют, — непременное условие не только развития, но даже сохранения кооперативного сектора.

Эту же мысль высказывает известный специалист по проблемам кооперативных предприятий М. Конт. В одной из своих статей он анализирует причины неравномерного развития кооперативного движения в различных западных странах и приходит к выводу, что, хотя прочие условия деятельности кооперативов близки во всем западном мире, именно наличие или отсутствие сильных ассоциаций, в значительной степени определяет успех кооперативного движения».³⁶

Кооперативные и капиталистические предприятия, существующие в условиях одних и тех же рыночных отношений, порождают принципиально отличные парадигмы  общественного развития. В связи с этим, абсолютно необоснованно сравнение эффективности кооперативов и частнокапиталистических хозяйств, используя критерии, являющиеся функциональными только для капитализма или несущие в себе его характерные черты. Например, неверно было бы использовать при сравнении показатель  прибыльности, составляющий основу предпринимательства и совершенно неприемлемый для коллективных организаций, так как оптимизация производства для получения наивысшей нормы прибыли, предполагающая оптимизацию заработной платы, где рабочий и собственник, как правило, одно и тоже лицо, теряет всякий смысл.³⁷ 

Показателен с нашей точки зрения тот факт, что выкупленные коллективом работающих, стоящие на грани банкротства частнокапиталистические предприятия, и вновь реанимированные на основе кооперативных принципов, в результате приспособления «заработной платы к рыночным условиям» «делает кооперативное предприятие более конкурентоспособным, благоприятствует росту  продаж и доходов, преодолению, таким образом, кризиса».³⁸

Своеобразно протекает в кооперации и процесс ценообразования. Формирование цен в коллективных объединениях, – по мнению Самуэльсона, — основывается не  на «предельной» полезности произведенного, позволяющей обеспечить доход, а на экономической мобильности и социальной ориентации кооперативных ассоциаций.³⁹ 

Таким образом, критика кооперации либеральной наукой основывается исключительно на опыте, почерпнутом из современной хозяйственной практики, где капитализм занял место определяющего способа производства и активно воздействует на весь спектр экономических отношений не только в развитых странах Запада, но и в планетарном масштабе. Это обстоятельство формирует методы исследования, которые характеризуются некорректной экстраполяцией черт присущих исключительно частнокапиталистическому хозяйству на все остальные экономические реалии, в том числе кооперацию, сравниваются несравнимые критерии ценности форм общественного производства различные по своему социальному содержанию. Вместе с тем, длительное существование кооперации в капиталистических условиях в качестве самостоятельного социально-экономического сектора, доказывает ее жизненность и общечеловеческую  значимость, как равновеликой, закономерно возникшей и функционирующей в силу объективных причин, определяющих ее особое место в ряду других форм общественного хозяйства.

Говоря о главном козыре критиков кооперации ее малоэффективности, сошлемся на исследования английских исследователей Бредлей и Гелба, которые считают, что общество с широко распространенным кооперативным сегментом экономики обладает значительно большей социальной эффективностью, нежели общество с доминирующим капиталистическим укладом.⁴⁰

Не меньшую значимость для развития теории кооперации имеет взаимопроникновение и интеграция кооперативной и социалистической идеологии. Их взаимодействие и основные линии соприкосновений формировались в острой социальной полемике XIX в, отражающей  поиск путей грядущих великих перемен. Социалистическая мысль, захватившая умы наиболее передовой части интеллигенции, ставшая краеугольным  камнем в выборе перспектив общественного развития, выявлявшая инструментарий   будущего устройства в  недрах капитализма, с неизбежностью обращалась к проявившему себя социальному институту —  кооперации.

Вместе с тем, само видение социализма, его сущности и конкретных экономических форм воплощения, было далеко не ясным и разнилось в зависимости от представлений о материальной основе нового строя, носителях и социально-экономическом содержании социалистического идеала. Такое положение дел отражало объективную, далеко неоднородную картину общественного и экономического устройства человеческого общества, исторический характер которого был присущ не только области межнациональной, межгосударственной, но и  внутренней структуре отдельных национальных  образований.

Известный лидер и теоретик социалистов-революционеров В.М. Чернов в своей замечательной книге: «Конструктивный социализм» по этому поводу писал: «Раньше привычно было представлять себе картину мировой истории в виде ряда стран, идущих по одной и той же лестнице капиталистического развития, и лишь данный момент застигнутых нами на разных ступенях этой лестницы. Эта упрощенная картина  затушевывает слишком многое. Действительно, все эти универсальные шаблоны приходится бросить. Мы имеем скорее тенденцию к сильнейшей групповой индивидуализации развития. Мы имеем стихийно выросшую грандиозную систему мирового разделения труда. В этой системе на долю целых наций, рас, порою целых материков выпадает разная участь. И, прежде  всего, одна участь «Риму», другая «Миру» – Urbiet Orbi. Urbs – это, в мировом смысле, индустриальный уголок мира, Европа с креном на запад и с мощным филиалом, перерастающим свой исторический центр – Северной Америкой. Orbis – это почти вся остальная масса земель, племен и народов.  Конечно, между этими двумя полосами, Urbs и Orbis, есть и промежуточные ступени, есть смешанные формы, есть соединительные звенья».⁴¹   

Огромное разнообразие хозяйственных форм и социальных структур, принадлежащих традиционному обществу, сочетающих в себе черты докапиталистических отношений и зачатки  нового индустриального порядка, чисто капиталистических и посткапиталистических образований, какими являлись монополии, наличие стран с характерным аграрным устройством и западных держав, идущих в авангарде капиталистического развития, порождало множество оттенков во взглядах на социализм и методы его построения. Тем более, странно звучат некоторые сегодняшние утверждения, отождествляющие социализм исключительно с этатизацией экономики. 

Еще в начале прошлого века Роберт Вильбрандт  в книге «Sozialismus» писал: «Повторяйте так часто, чтобы, наконец, это услышали все и каждый: социализация не есть огосударствление! «Она есть оригинальное, новое сооружение рядом с государством. Она есть самоуправление в хозяйственной области, но самоуправление в новой и высшей форме». А Генрих Штребель, отталкиваясь от негативного опыта милитаризации экономики в годы первой Мировой войны, заявлял: «что в Западной Европе вообще нет ни одного социалистического направления, которое представляло бы себе социализацию, как огосударствление».⁴² 

Отличия в представлениях о социализме с неизбежностью порождали отличия во взглядах на роль кооперации в этих социальных схемах.

Обобществление производства капиталистической фабрикой, монополистические тенденции крупного капитала стали стержнем, вокруг которого выстраивалась марксистская концепция социалистического переустройства общества. Руководя революционным пролетариатом России, В.И. Ленин исходил из той же   основополагающей посылки об индустриальной основе социализма, предполагающей не только материальные условия (крупное, концентрированное промышленное производство), но и наличие политического носителя революционных идей ниспровержения отжившего строя – пролетариата. Полная подготовка капитализмом материальной базы социализма сводила содержание задачи, которую оставалось решить для реализации социалистического преобразования общества, к завоеванию политической власти.

Ещё в 1917 году, до октябрьской революции, в брошюре «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», Ленин В.И. писал: «Ну, а попробуйте-ка подставить вместо юнкерски-капиталистического, вместо помещичье-капиталистического государства  государство революционно-демократическое, т.е. революционно разрушающее всякие привилегии, не боящееся  революционно осуществлять самый полный демократизм? Вы увидите, что государственно-монополистический капитализм при действительно  революционно-демократическом государстве неминуемо, неизбежно означает и шаги к социализму!» «Ибо социализм есть ни что иное, как ближайший шаг вперед от государственно-капиталистической монополии»; «…государственно-монополистический капитализм, есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверье его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней    нет».⁴³  

Этой же логике Ленин В.И. следовал и после завоевания политической власти пролетариатом. Так, в 1918 году, в работе «Главная задача наших дней («о левом ребячестве и о мелкобуржуазности»), останавливаясь на вопросе  о роли государственного капитализма в строительстве социализма, он пишет «Чтобы разъяснить вопрос, приведем, прежде всего, конкретнейший  пример государственного капитализма. Всем известно, каков этот пример: Германия. Здесь мы имеем «последнее слово» современной крупно-капиталистической техники и планомерной организации, — подчиненной юнкерско-буржуазному империализму.  Откиньте подчеркнутые слова, поставьте на место государства  военного, юнкерского, буржуазного, империалистического – то же государство иного социального типа, иного классового содержания, государство советское, т.е. пролетарское, и вы получите всю ту сумму условий, которую дает социализм».⁴⁴      

В марксистском социалистическом учении не оставалось места мелкому производству. Его судьбу должен был решить капитализм. Перспективы социалистического уклада экономики связывались с организованным на плановых принципах крупным производством, построенным на общенародной (т.е. государственной) собственности, на средства производства. Такая позиция марксистов в отношении мелкого производства обрела особый деструктивизм в аграрном секторе экономики. По мнению марксистов, так же как в промышленности, капиталистическая дифференциация в сельском хозяйстве должна была привести к появлению «зерновых фабрик» и размыванию индивидуальных трудовых крестьянских хозяйств. Критике позиции народников, относящихся отрицательно к капиталистическим ориентирам в деревне, В.И. Ленин посвятил свой фундаментальный труд «Развитие капитализма в России», обоснование «прогрессивной» роли капитализма в мелких кустарных промыслах, содержит другая его работа «Кустарная перепись 1894/1895 года в Пермской губернии и общие вопросы «кустарной промышленности».⁴⁵ 

Отношение к мелкотоварному производству как к трансцендентной социализму реалии, определило второстепенную роль кооперации в наборе средств и форм построения нового общества. Работы К. Маркса и Ф. Энгельса не содержат развернутого взгляда на кооперацию мелких собственников. И это понятно, взгляд основоположников научного социализма был направлен в сторону крупного машинного производства. Исключение составляли пролетарские кооперативы, которые в качестве одной из форм экономической борьбы рабочего класса за свои права, подвергались критике за непоследовательность и «мелкобуржуазное лавочничество»,  ослабление накала  политической борьбы.⁴⁶ 

В инструкции делегатам временного Центрального Совета  конгресса I Интернационала, который состоялся в Женеве 3-8 сентября 1866 года, принятой в качестве резолюции, К. Маркс писал: «Однако ограниченная карликовыми формами, которые только и в силах создать своими усилиями отдельные рабы наемного труда, кооперативная система никогда не сможет преобразовать капиталистическое общество. Для того чтобы превратить общественное производство в единую, обширную и гармоническую систему свободного кооперативного труда, необходимы общие социальные изменения, изменения основ общественного строя, которые могут быть достигнуты только путем перехода организованных сил общества, т.е. государственной власти, от капиталистов и землевладельцев к самим производителям».⁴⁷

Рассматривая кооперативное движение лишь, как средство защиты от капиталистической эксплуатации, ортодоксальные марксисты считали, что с установлением диктатуры рабочего класса, историческая миссия кооперации исчерпывается. «Кооперация возникла при капиталистическом строе и с ростом его она развивалась. Вместе с ним она и погибнет, — писал  член президиума кооперативной секции Коминтерна Н. Мещеряков, — … Она доживает теперь свои последние дни».  При этом, оставляя право существования за сельскохозяйственной и промысловой кооперацией, он считал необходимым, чтобы их положение ничем не отличалось от государственных предприятий. Сторонниками этого, достаточно распространенного  мнения полагалось, что кооперация должна сойти с исторической сцены.⁴⁸

Опыт революции 40-х годов, Парижской Коммуны все же заставил К.Маркса и Ф.Энгельса обратить внимание на кооперацию мелких собственников. Надежды на скорейшее вытеснение мелкотоварного уклада крупным капиталистическим производством не оправдались. Индивидуальные  хозяйства крестьян, отличающихся определенными качествами социальной психологии, обладали в силу своей специфики особой устойчивостью. 

О том, насколько остро в международном социалистическом движении встал вопрос взаимоотношений  с мелкой буржуазией,⁴⁹ можно судить по фактам исторических событий Германии начала двадцатого столетия. На съезде коммунистов, происходившем 1-5 мая 1920 года, анализируя полуторогодичный опыт революционных неудач, говорилось, что «социализм в Германии не может в более или менее близком будущем рассчитывать на поддержку среднего и мелкого немецкого крестьянства, что всякая попытка изменения отношений собственности в крестьянском землевладении не может не заканчиваться крахом», «крестьянское землевладение есть неприступная скала в разлагающемся капиталистическом мире». А доктор Нейрат,⁵⁰ увидев вслед за основоположниками марксизма выход в привлечении крестьянских хозяйств к социализму через сельскохозяйственную кооперацию, вместе с тем полагал «невозможным выжидать пока сельскохозяйственная кооперация, развиваясь по пути свободного союзного строительства, охватит всю сумму крестьянских хозяйств страны» и считал «вмешательство и воздействие государства в целях побуждения к принудительно-кооперативной организации всех производителей является совершенно необходимым».⁵¹ 

Вместе с тем, К. Маркс и Ф. Энгельс остались верны своему мнению о том, что только хозяйство, основанное на общенародной собственности, является последовательно социалистическим, а кооперации, коль скоро капитализму не удалось расчистить все «авгиевы конюшни», отводилась роль промежуточной меры. Причем, аккумулированные коллективными предприятиями групповые интересы мелких собственников, должны были быть опосредованы интересами общества в целом. «А, что при переходе к полному коммунистическому хозяйству, — писал Ф. Энгельс в письме к Бебелю в 1886 году, — нам придется в широких размерах применять в качестве промежуточного звена кооперативное производство, — в этом Маркс и я никогда не сомневались. На деле должно быть поставлено так, чтобы общество – следовательно, на первое время государство – сохранило за собой собственность на средства производства и, таким образом, особые интересы кооперативного товарищества не могли бы возобладать над интересами общества в целом».⁵²      

И, все-таки, казалось, найдя путь к решению проблемы приобщения к социализму широких масс мелких товаропроизводителей, основоположники марксизма не внесли полной ясности в этот вопрос. Отдельным их последователям казалось, что кроме регенерации  капитализма и угрозы социализму, кооперативное направление развития не могло принести ничего положительного.⁵³  

А самое главное, неразрешенной оставалась проблема преодоления  противоречия, порождаемого отличием в поступательном движении индустриального капитализма и мелкотоварного сельского хозяйства.  Несмотря на то, что кооперирование мелкотоварного производства, так же как и модернизация,  вело к укрупнению производства, оно должно было протекать эволюционно, а индустриализация, осуществляемая через промышленный переворот, являлась  процессом революционным. В обществе, где результатом модернизации явилось значительное вытеснение аграрного сектора или в силу доминирования крупного промышленного производства он занимал подчиненное место,  эта проблема не стояла остро. В стране же, какой являлась Россия накануне Октября, где ростки социализма в виде рожденной в результате патерналистской политики царского правительства индустрии, составляли небольшие «островки» в стихии крестьянского океана, этот вопрос становился основополагающим в тактике и стратегии  революции.

Рассматривать социализм как логическое продолжение революционной по своему характеру, капиталистической индустриализации, означало исключить возможность постепенного кооперирования мелкотоварного производства. Попытка принудительно объединить все общество в «производительно-потребительные коммуны» в годы военного коммунизма завершилась провалом.⁵⁴       

Даже в 1921 году, накануне и в период проведения новой экономической политики, Ленин В.И. рассматривал кооперацию как меру подавления мелкобуржуазной стихии, создания крупного производства, функционирующего под руководством и контролем государства, т.е. как одну из разновидностей государственного капитализма.

Установка Ленина В.И. на превращение страны в единый потребительский кооператив не родилась вдруг. Еще до победы пролетарской революции в России, программу преобразования общества через потребительские союзы предлагала так называемая Нимская школа кооперативов Франции во главе с Ш. Жидом. Ее сторонники, желая предотвратить стихию рынка, намеревались объединить все общество в ассоциации потребителей, а последним через солидарную политику и создание собственных предприятий диктовать условия и постепенно отвоевывать главенствующее место в производстве. Вот как выглядел третий параграф их «Кооперативной программы», озвученный Ш. Жидом: «Тогда бы производство, работая отныне только по команде и производя только то, что от него требуют, не производило бы ни слишком много, ни слишком мало — разве только за исключением ошибок, свойственных всем человеческим предвидениям — и, следовательно, должно было бы предупредить все эти переполнения рынка, перепроизводство, кризисы, безработицу, все эти внезапные перерывы в работе, которые изнуряют рабочие руки, заставляя их по очереди переходить от лихорадочного труда к периоду деморализующей праздности.

Тогда бы впервые было уничтожено все неисчислимое множество посредников, крупных и мелких поставщиков, легион паразитов; механизм производства упростился бы, число шестерен уменьшилось бы до минимума, полезная отдача увеличилась бы до максимума».⁵⁵  

И только в 1923 году, в своей знаменитой работе «О кооперации», проявив гибкость великого политика, осуществив «коренную перемену всей точки зрения» «на социализм»,⁵⁶  понимая теперь под социализмом «строй цивилизованных кооператоров», рожденный эволюционным, естественным путем, Ленин В.И. отходит от ортодоксальной позиции марксизма о неизбежном отмирании мелкого производства, представлении о прогрессе, как исключительно капиталистическом пути – концентрации производства, являющейся единственно возможной основой социалистической экономики. По сути, это был взвешенный, основанный на практике хозяйственного строительства, сознательный выбор между традиционным  эволюционным развитием общества и искусственно привнесенным революционным процессом индустриализации в пользу первого, «кооперативного социализма», критикуемого раньше всеми последователями «научного социализма». «При условии максимального кооперирования населения, — писал Ленин В.И., — само собой достигает цели, тот социализм, который ранее вызывал законные насмешки, улыбку, пренебрежительное отношение к себе со стороны людей, справедливо убежденных в необходимости классовой борьбы, борьбы за политическую власть и т.д.»⁵⁷

Недоумение вызывает позиция некоторых современных авторов, которые вместе с критикой искривлений реального социализма, его государственного, тоталитарного содержания, напрочь отбрасывают и однозначно отрицают отечественный исторический опыт семидесяти лет, а ленинский вклад в теорию обществоведения возбуждает у этой категории исследователей идиосинкразию. Какими навыками научности и объективности овладеет студент, буквально воспринявший такие перлы учебного пособия: «Ленин был сомнительным марксистом. Сталин вообще никакой марксист. В России Маркс — только имя без содержания… Большевизм — это культура тоталитарной злобы».⁵⁸ Клятвы в верности идеям  и похвалы гениальности сменились высказываниями, за которыми отсутствует элементарный научный анализ, положениями, например, о том, что ленинского кооперативного плана вообще не существовало,⁵⁹ а самые рьяные критики вещают о том, что последние работы Ленина В.И. – «плод больного сознания».

Однако надо быть слепым, чтобы не видеть какой гибкостью и прозорливостью необходимо было обладать, чтобы преодолеть устоявшееся мировоззрение, выстроенное под воздействием вполне логичных марксистских евроцентристских посылок. Вряд ли, найдется в обозримом историческом пространстве России другой такой политик, который бы, руководствуясь научным анализом  и принципиальными соображениями, совершил радикальный переворот в собственных представлениях и повернул в их русло политику государства,⁶⁰ кроме может быть только,  представителей бывшей партийной элиты КПСС, диаметрально поменявших свои взгляды с одной «благородной целью» набить потуже свою «мошну».

Конечно, ленинский взгляд на кооперацию, по известным причинам, не получил полной детализации, однако, безусловная его заслуга заключалась в том, что впервые после социалистов-утопистов, проповедников кооперации, как средства борьбы против капиталистической эксплуатации, теоретиков «кооператизма», идеализирующих эту форму организации общественного производства, было дано представление о роли и месте коллективов мелких собственников в закономерном⁶¹ пути развития цивилизации от простейших форм организации хозяйства к сложным, от мелкого производства к крупному, от индивидуальных интересов к их интеграции.

То обстоятельство, что в идеи «ленинского кооперативного плана» облекались по сути противоположные хозяйственные и политические мероприятия, например «сталинская коллективизация», «последующие перетурбации и эксперименты в сельском хозяйстве», а сам В.И. Ленин не назвал свои взгляды «планом» дает основание некоторым исследователям считать выражение «кооперативный план» и по форме, а главное по сути своей исключительно политическим и историографическим». А авторы уже отмеченного ранее теоретического опуса идут дальше статьи В.В. Кабанова: «Кооперативный «план» В.И. Ленина», на которую они ссылаются и искренне изумляются примитивности В.И. Ленина: «И лишь в работе «О кооперации», — пишут они, — до него дошла простая истина, что не разрушать и перестраивать надо кооперацию, а использовать в том виде и качестве, в котором она досталась от «проклятого прошлого». Это был реалистический подход. (Радует, что хоть в этом не отказано В.И. Ленину — авт.) Но нового в этом ничего не было. Это было открытием для себя. (Вряд ли и сегодня найдется обществовед, который бы полностью спрогнозировал место кооперации в социальной модели, в которой отсутствовала бы буржуазная революционная индустриализация, а тем более в схеме где необходимо увязать эволюцию кооперативного пути и революционную индустриализацию навязанную извне — авт.) Это был переход от рассмотрения с позиции «долженствующего быть» к оценке его сущности. Теперь задача заключалась в том, чтобы научиться включать в экономику готовые формы, созданные капитализмом.

Но Ленин идет дальше и делает «гениальный» вывод о совпадении в советских учреждениях «сплошь и рядом» кооперации с социализмом, о возможности построения с ее помощью социализма. Оказывается, что кооперация «это … все необходимое для построения полного социалистического общества». Нет слов, как «убедительно» и главное «научно» заклеймили В.И. Ленина его нынешние критики. И уж совсем «академично» звучит вывод авторов, что не объективные трудности: враждебное окружение, необходимость поиска средств на индустриализацию, которая, как известно, была не изобретением «большевиков-вредителей», а курсом, начатым либерально настроенными царскими чиновниками с конца XIX века, а в плане исторической тенденции Петром Великим и не идеологическое и политическое сопротивление ортодоксальных революционеров, однолинейно воспринявших учение К. Маркса, в том числе И.В. Сталина свели на нет практическое воплощение нового виденья В.И. Лениным перспектив кооперативного движения в России, а то обстоятельство, что кооперативный путь к социализму был «очередной утопией, ибо социализм дело настолько отдаленного будущего, причем будущего всего человечества, что строить его в отдельно взятой стране оказалось делом небезопасным и чреватым тяжелейшими последствиями. «Социализм», за строительство которого брались нищие и бездуховные, неизбежно должен был переродиться в нечто, опасное не только для страны, но и для всего человечества».⁶² Безотносительно к результатам уникального советского «социального эксперимента» остается только спросить у многоуважаемых авторов: «Вы, чьих будете?»

После смерти Ленина В.И., несмотря на уверения в незыблемость его наследия, возобладали прежние евроцентристские представления, а хозяйственная практика была развернута в сторону ускоренного, насильственного курса на индустриализацию. В отношении кооперации возврат к прежним позициям  или скорее не восприятие нового облекалось в удобные для этого теоретико-образные  метафоры.

На состоявшейся в декабре 1929 года конференции аграрников, были  подвергнуты критике  три «теории», якобы составляющие альтернативу официальному курсу в сельском хозяйстве. Отдавая себе, отчет в аффелированности  настоящего собрания и не вдаваясь в детали содержания самих «теорий», остановимся лишь на выкладках, прямо вытекающих из существа их критики, отразивших представления о перспективах развития мелкотоварного уклада и кооперации.

             Был объявлен неприемлемым для социалистического строительства тезис «теории» «Равновесия» о том, что индивидуальное трудовое хозяйство, может относительно длительный промежуток времени, развиваться параллельно с социалистическими формами экономики: развитой индустрией, совхозами, колхозами. В качестве единственно социалистического пути, выдвигался путь, «состоящий в насаждении колхозов и совхозов в сельском хозяйстве, путь ведущий к объединению мелкокрестьянских хозяйств в крупные коллективные хозяйства, вооруженные техникой и наукой и имеющие возможность развиваться дальше, так как, эти хозяйства могут осуществлять расширенное воспроизводство».⁶³  Как неизбежная альтернатива ускоренному колхозному движению, противопоставлялся путь укрепления мелкой крестьянской собственности, через капиталистическую концентрацию. «Стало быть, вопрос стоит так: либо один путь, — отмечалось в материалах конференции, — либо другой, либо назад к капитализму, либо вперед к социализму. Никакого третьего пути нет, и не может быть».⁶⁴

Данными тезисами нарушалось содержание самого понятия кооперирования, которое состояло в гармонизации индивидуальных интересов, в естественном эволюционном пути мелкотоварного уклада, логика развития которого, объективно вела к обобществлению.

Возражения в «теории» «Самотека», вызывало положение о способности деревни самостоятельно, исходя исключительно из экономической целесообразности, без вмешательства извне, идти по пути социалистического кооперирования. Совершенно не верным, было бы отрицать роль и значение «стимулирования» государством объединений мелких товаропроизводителей. Однако, явным диссонансом с принципом добровольности в строительстве кооперации, звучала задача «насаждать в деревне крупные социалистические хозяйства в виде совхозов и колхозов».⁶⁵

Против утверждения «теории» «Устойчивости» о  консервативности   психологии мелкого собственника, был выставлен контрдовод, согласно которому национализация земли полностью подрывает тягу крестьян к индивидуальному землепользованию, предопределяет переход сразу к высшей форме коллективного хозяйства – колхозу (производственной артели). Забвению предавалось указание В.И. Ленина,   который писал, что для победы социализма в деревне «нужен целый переворот, целая полоса культурного развития всей народной массы».⁶⁶ 

Полным торжеством ортодоксальных марксистских ориентиров на крупное, концентрированное  производство не оставляющих места традиционным формам хозяйствования в структуре социалистического общества, являлась сталинская установка на то что, по мере продвижения к коммунизму совершенствования социалистических производственных отношений «кооперация стала тормозить мощное развитие производительных сил».⁶⁷

Этим теоретическим тезисом судьба кооперативной формы собственности в практике реального  социализма, была фактически предрешена. Первоначальная критика кооперации, связанная с ее имманентностью к частной собственности и рынку на этапе борьбы за социализм, трансформировалась в теорию совершенствования коллективной собственности до уровня общенародной, их слияния по мере продвижения к коммунизму.⁶⁸

Огосударствление промысловой кооперации, ликвидация остатков демократических принципов в потребительских товариществах, превращение  колхозов в придаток государственного сектора сельского хозяйства завершили исторический путь кооперации в относительно краткий временной отрезок, в ходе которого была предпринята, и надо сказать, не безуспешная  попытка построения нового общества, лишенного изъянов, которые неизбежно несет капитализм.

В противоположность ортодоксальному марксизму, взгляд на социализм, как результат естественного, эволюционного развития, основанного на традиционных формах социально-экономического устройства, был в наибольшей степени присущ русской политической, философской, социологической  школе народничества. Исходя из несостоятельности теоретической и политической посылки о неизбежном «раскрестьянивании» мелкого сельского собственника, составляющего ключевую фигуру российского общества, народники связывали перспективу социального развития не с капиталистической индустриализацией, а с совершенствованием форм хозяйствования, понятных и доступных крестьянству, таких как, сельская община и кооперация. 

Неоднородность философских течений в народничестве предопределило наличие множества оттенков в конкретных концепциях и социологических построениях. Остановимся лишь на наиболее важных из них, так как и по сей день,  теория кооперации прямо или опосредованно несет на себе отпечаток мировоззрений этих мыслителей.   

Заметное место в академической социологии и публицистике с конца 60-х годов XIX века занимала субъективная школа, наиболее яркими представителями которой являлись Лавров П.Л. и Михайловский Н.К. Центральную роль основной движущей силы исторического прогресса, социологические концепции Лаврова П.Л. и Михайловского Н.К., отводили критически мыслящим личностям.

Целостная личность являлась также нравственным идеалом обоих, а переустроенный на нравственных принципах мир, мыслился результатом их сознательной целенаправленной деятельности. Критически выявленные факторы, способные улучшить реальную жизнь, являлись по мнению Лаврова и Михайловского путеводителем социалистического переустройства человеческого общежития, к таковым относилась и кооперация. Каждый «социалист имеет право считать критически приобретенным результатом свое убеждение в возможности строя, — пишет Лавров П.Л., — в основание которого ляжет всеобщая кооперация для всеобщего развития, обусловливаемая всеобщим трудом и отсутствием монопольной собственности, как двумя требованиями, устраняющими в главных ее основах эксплуатацию человека человеком и борьбу их экономических интересов».⁶⁹ 

Вместе с тем, одинаковое видение кооперативного будущего не исключало значительных отличий  во взглядах Михайловского и Лаврова на формы его реализации. Руководствуясь идеей создания целостной личности, гармоничного единства ее биологической сущности с социальными условиями, Михайловский Н.К. считал общественное разделение труда – основным антагонизмом    развития человечества, ведущим к дифференциации общества и потере индивидуальных качеств личности.  Прогресс человечества он связывал  исключительно с «простой кооперацией», где каждый индивидуум составлял целостный самодостаточный элемент общего. Лавров П.Л. считал такой подход Михайловского Н.К. ошибочным и обрекающим общество на регресс, поскольку «идеал равенства должен был достигаться у Михайловского Н.К. всеми возможными средствами и даже «ограничением успехов знания и техники», которые явились результатом общественного разделения труда.

  Исключительно нравственными идеалами свободы и равенства была напитана кооперативная концепция революционных анархистов, что, несомненно, роднило их взгляды со сторонниками субъективного метода в социологии. Несмотря на то, что в литературе кооперативной тематики, в том числе, и в современной, одного из наиболее ярких представителей этого политического течения П.А. Кропоткина именуют отцом русской кооперации, его собственные представления и представления анархистов-революционеров на кооперацию, отставали далеко от общепринятого содержания этого понятия. Полностью отвергая государство и предлагая устройство человеческого общества на основе свободной федерации, свободных ассоциаций трудящихся Бакунин М.А., а вслед за ним и Кропоткин П.А. абсолютно исключали присутствие базисных экономических предпосылок их объединения, порождающих интеграцию интересов  личности и коллектива, труда и капитала. Единственный принцип образования  ассоциаций, вытекающий из мировоззрения  анархистов, являлся принцип свободы индивидуума, поэтому сфера функционирования  корпораций не ограничивалась экономикой, но распространялась на все стороны человеческого бытия: культуру, религию, политику и т.д. «Ни общество, ни какая-либо часть его: община, провинция или нация, — писал Бакунин М.А. в своем «Революционном катехизисе», — не имеют права мешать свободным лицам свободно образовывать  ассоциации для какой-либо цели – религиозной, политической, научной, промышленной, художественной или даже в целях взаимного развращения и эксплуатации людей, беспечных и глупых, при условии, что последние уже достигли совершеннолетия. Борьба с шарлатанами и губительными ассоциациями есть дело исключительно общественного мнения».⁷⁰ 

Так же как марксисты, анархисты видели главную цель социальной революции в торжестве коммунистической, общенародной собственности. Однако, не являясь  последовательными материалистами, они отвергали путь капиталистического обобществления производства и считали необходимым добиться немедленной ликвидации всех форм собственности, кроме общественной, путем стихийного революционного бунта. Взгляды сторонников кооперации, основанной на групповой собственности, считались ограниченными и недостаточно революционными. Коллективная собственность, по мнению анархистов, с неизбежностью должна была воспроизводить те же условия хозяйствования, что и частная собственность, а, следовательно, предполагала скатывание к капитализму. «Коллективисты начинают с признания революционного принципа – уничтожения частной собственности, а затем сейчас же отрицают его, — писал Кропоткин П.А., оставляя без изменения, такой способ организации производства и потребления, который сложился именно, вследствие, существования частной собственности на орудия производства… Нам кажется  очевидным, — продолжал он, — что никакое общество не может сложиться на основании двух совершенно противоположных, постоянно противоречащих друг другу начал. Страна или община, которая ввела  бы  у себя подобную организацию (коллективная собственность на орудия труда и личное вознаграждение каждого, сообразно потраченному им на производство времени – Кропоткин П.А), очень скоро была  бы вынуждена или вернуться к частной собственности, или превратиться  в общество коммунистическое».⁷¹

Казалось бы, абсолютно утопические взгляды анархистов-революционеров уже сегодня становятся реальностью, там, где субъективный фактор, генерированный  или общенациональной идеей, религиозными или традиционными ценностями, становится превалирующим  и определяет всю систему социальных и этических отношений. Примером, в частности, может служить современный Израиль или мусульманский Восток, с его религиозной ортодоксией. 

Кроме того, тенденции мирового развития, а именно все усиливающаяся потребность смещения акцента в совершенствовании всех сторон человеческой жизни, в том числе и в отношениях собственности в сторону возрастания роли морали, этики, интеллекта, позволяют по-иному, чем это было в недавнем прошлом оценивать вклад представителей анархизма в антологию  мировой социальной теории.

Основоположником материалистического направления народнической мысли,  вслед за А.И. Герценым и Н.П. Огаревым, являлся Н.Г. Чернышевский. Его «Теория трудящихся», предполагающая учет экономических интересов мелких товаропроизводителей, вела к выводу о наиболее целесообразном  и естественном пути развития самостоятельных хозяйств, через объединение в товарищества, что позволило бы им избежать пагубного воздействия капитализма и в то же время перейти на более  совершенную ступень экономического роста, доступным и понятным мелким собственникам путем. «Не имея причин зложелательствовать  друг против друга, трудящиеся не имеют побуждений держаться каждый особняком, — писал Н.Г. Чернышевский, — напротив они имеют прямую экономическую необходимость искать взаимного союза. Почти каждое производство для своей успешности требует размеров, превышающих рабочие силы одного семейства. Капиталист не нуждается в союзе с другими, потому что располагает силами множества людей. Трудящийся, располагая силами только своей семьи, должен вступать  в товарищество с другими трудящимися, Это для него легко, потому что нет ему причины враждовать против них. Таким образом, форма, находимая для производства  теорией трудящихся, есть товарищество».⁷²

Попытку интегрировать различные точки зрения на социализм и видение их материальных предпосылок, примирить два разнополюсных вектора движения российского общества: искусственно вызванную капиталистическую индустриализацию и традиционные черты, подавляющей  части экономического базиса России, предприняли социалисты-революционеры, в своей теории конструктивного социализма. По их мнению, после завоевания политической власти на смену диктата крупного частного капитала, должна была прийти «индустриальная демократия», т.е. равноправное сочетание самостоятельных хозяйственных субъектов, организованных на кооперативной или синдикалистской  основе (союзы по профессиональной принадлежности). Государство в такой структуре, должно было уступить часть регулирующих функций, самоуправляющимся предприятиям и занять место равноправного партнера в экономических связях.⁷³ В плане теоретическом, это означало, возврат на естественную основу развития, когда организующим элементом кооперационных процессов, являлся не привнесенный извне крупный капитал, а интегрированная мелкая собственность.

Продолжая народническую традицию, социалисты-революционеры не признавали прогрессивной роли капитала в сельском хозяйстве, основывая это убеждение на анализе особенностей аграрного сектора экономики и его отличия от промышленности. Поступательный ход сельского хозяйства мыслился как естественный процесс генезиса «трудовой кооперации, как самостоятельно зарождающегося и органически развивающегося явления». «Дело идет о том, чтобы раскрыть в реальном кооперативном движении, — писал В. Чернов, — перспективы развития все в высшие и в высшие формы – такого развития, каждый последовательный этап которого, есть подготовление следующего этапа – такого развития, которое идет обычной дорогой всех естественных процессов развития в природе – по линии наименьшего сопротивления, но идет вверх, т.е. ведет к осуществлению линии наивысшего результата».⁷⁴  Причем замечательно, что социалисты – революционеры, видя  специфичность  аграрного сектора, отмечали сущностные особенности сельскохозяйственной кооперации, о чем позже сказал и Чаянов А.В.

Нить преемственности теоретического и  политического наследия социалистов – революционеров, явственно прослеживается во взглядах современных сторонников социализма. Наиболее существенным в этом плане,  является опыт шведской социал-демократии, которой как никому, удалось воплотить в жизнь чаянья многих поколений кооператоров. 

В 1946 году была издана книга теоретика шведского кооперативного движения Эрне А. «Экономическая демократия: мысли об актуальном», в которой он обосновал одноименную концепцию. По мнению Эрне А. все общество должно быть организовано на кооперативной основе. Вновь был реанимирован давно известный термин – «кооператизм».⁷⁵ Точку зрения Эрне, шведский исследователь Делленбрант назвал рафинированием кооперативных идей.⁷⁶ 

Обществоведы, разделяющие политические убеждения социал-демократов, связывали расширение общественного сектора экономики с социалистической перспективой. Они считали, что «с помощью кооперативов, народных движений, предприятий, находящихся в собственности работников и управляемых ими, ведется строительство собственно социалистического общества. За счет активной поддержки со стороны социал-демократов процесса формирования и расширения общественного сектора, создается альтернативное общество, опирающиеся на социалистическую идею».⁷⁷

Воплощение в жизнь кооперативного социализма являлось одной из важнейших сфер программных установок шведских социал-демократов. «Социал-демократия хочет, чтобы идеал демократии наложил отпечаток на всю организацию общества и условия жизни людей, — записано в их программе, — чтобы в результате каждый получил возможность богатой и полнокровной жизни. Поэтому социал-демократия хочет так преобразовать общество, чтобы право принятия решений находилось в руках всего народа, чтобы граждане были освобождены от какой бы то ни было зависимости, от любых групп власти, выражаемой их контролирующими функциями и, чтобы общество, основанное на классах, уступило место общности людей, действующих по законам свободы и равенства»…   «Кооперативы, характерной особенностью которых является экономическая демократия, должны стать in extensor (буквально) главной частью социалистических преобразований».⁷⁸ Сегодняшняя Швеция располагает богатым опытом кооперативного строительства. Однако, как и в любой другой стране, включенной в систему капиталистических хозяйственных связей, шведская кооперация испытывает на себе давление со стороны  капитализма. В результате этого обстоятельства, идет неизбежный процесс разорения части коллективных предприятий, другая их часть приспосабливается к условиям «свободного рынка», преобразуясь в коллективные капиталистические организации.

Не мало шведских ученых, как и других западных исследователей, делают отсюда неверную посылку о рудиментарности, малой эффективности кооперации, что не соответствует действительности. Кооперативная организация общественного производства воплощает в себе принципиально отличное от капитализма направление общественной эволюции. 

Ее вынужденное сосуществование с частнокапиталистическим укладом (вся история развития которого революционна по своему содержанию) и его деформирующее воздействие не могут считаться корректным доказательством прогрессивной роли крупного капитала. Теоретически корни ошибочной оценки роли кооперативных ассоциаций произрастают из неверного определения места кооперации в структуре цивилизационных  социально-экономических институтов.

По-прежнему, как продолжение начатой в XIX веке полемики, кооперации отводится «промежуточное» место, располагающееся перед капитализмом или перед социализмом, но никак не имеющее право на «самоопределение». В свою очередь, такое видение этого явления, обусловлено, во-первых, тем, что долгое время в политической и идеологической борьбе, коллективные объединения оценивались, как одна из форм классовой борьбы, а не самодостаточные социально-экономические организации. Во-вторых, история кооперативного сектора связывалась исключительно с движением кооператоров XIX века  и рассматривалась в отрыве от базисных социально-экономических процессов, подготовивших почву и давших толчок росту артелей и товариществ значительно раньше.

Подводя итог краткому обзору теоретических и идеологических воззрений представителей либерального и социалистического мировоззрений, по вопросу роли и значения кооперации в развитии человеческого общества, отметим лишь, что их разногласия, являются отражением двух различных экономических и социальных тенденций: естественной, органичной и искусственной революционной. Кооперация не привнесена, а естественно воспроизведена логикой хозяйственного развития традиционного общества. Чего не скажешь о детерминизме капитализма. Говоря банально, природа и естественный ход событий не создают такого отличия в данных каждому человеку способностях и возможностях, которые позволили бы даже, руководствуясь бердяевским «принципом неравенства», т.е. воздавая всем по способностям, настолько дифференцировать общество, чтобы получить на одном полюсе незначительную горстку олигархов, а на другом большинство, живущее за счет продажи своей рабочей силы, с одной стороны группы процветающих стран, а с другой стороны большинство государств, для которых не решена даже проблема голода.

Борясь за право на существование, либеральные «истины» должны так же, как экономическая и политическая экспансия завоевывать себе новые и новые интеллектуальные пространства. Однако, даже в условиях неудавшейся попытки построения реального социализма, видение  будущего  мира, далеко от либеральной унификации и однородности.

Общественная практика отвергла и модель устройства общества, основанного на тотальном огосударствлении собственности и административно-командных методах управления экономикой, в котором не оставалось места для кооперативного сектора с его демократическими принципами, функционирующего за счет объединения индивидуальных хозяйственных интересов.

Долгие годы идеологической борьбы и политической конфронтации практически исключили из научного оборота обществоведов направления исследования позволяющие выявить элементы конвергенции в развитии крайних направлений цивилизационных векторов движения, потенциальные варианты постепенной трансформации их в нечто среднее, более гармоничное и совершенное, возможность сближения ортодоксальных оценок перспектив исторического процесса.

Причем непримиримая позиция была характерна как представителям неолиберализма так и сторонникам государственного социализма. Сравнительный анализ позитивных и негативных сторон характерных способов производства был, как правило, заменен неконструктивной критикой. В связи с этим за границей обозримого наукой поля оставались парадигмы общественного развития в большей степени, чем евроцентрисские или государственносоциалистические, сохраняющие черты исторически эволюционного, закономерного пути, а социально-экономические уклады не являющиеся системообразующими в этих двух моделях объявлялись «второстепенными», «переходными», «отживающими».

Современное положение дел показывает неверность такой позиции и все более настойчиво требует исправления искривлений цивилизационных направляющих, происшедших под воздействием внешних субъективных факторов, восстановления всего спектра общественно-экономических организаций и структур, характерных полноценному закономерному развитию. Вот, что по этому поводу пишет академик Л.И.Абалкин: « …сам ход истории снял вопрос о преимуществах той или иной формы собственности, о том, что какая-то из них всегда, везде и при всех условиях оказывается лучше, чем другая (или другие) форма. Иными словами, теперь уже нет абсолютной шкалы ценностей, в соответствии с которой различные формы собственности можно оценивать как лучшие, как более или менее эффективные.

Развитие пошло по пути разнообразия и взаимодополняемости различных форм собственности и типов хозяйства. Кроме того, складываются совершенно новые формы собственности, существенно отличающиеся от традиционного, привычного их деления на частную и государственную. Таковы, например, могущественные пенсионные и страховые фонды, муниципальная собственность, различные варианты коллективной, в том числе кооперативной, и смешанных форм собственности.

Нынешнее состояние наиболее точно описывается с помощью теории «ниш» и «пучка» отношений собственности. В соответствии с такими представлениями каждая форма собственности в ходе соревнования, естественного отбора находит то место, ту нишу, где она оказывается более эффективной, чем другая.⁷⁹ Происходит как бы исправление, некогда возникшего перекоса в сторону преобладания одной формы организации производства частнокапиталистической или государственной. Преодоление монистического представления о структуре общественного хозяйства и социального устройства как естественно данного становится характерной чертой современных научных изысканий. Появляются попытки переоценки исторического прошлого уже преодолевшие одномерность и примитивность. Характерно в этой связи выступление на конференции по вопросам развития кооперации доцента Шепелевой В.Б.: «В данной связи, — говорила она, — совершенно по-новому должна восприниматься российская социально-экономическая действительность конца XIX начала XX вв. Здесь во всяком случае речь не только о катастрофичности противоречий между различными укладами, не только об отсталости, порочности российского капитализма с его так и не состоявшейся на уровне завершенности аграрно-капиталистической эволюцией и так и не определившимся на стадии необратимости национальным типом, но и о многоаспектной противоречивой целостности, способной избавить мир от тупиковой чистоты, апокалиптической одномерности».⁸⁰

Одной из форм, хотя конечно далеко не единственной, «третьего пути» вне всякого сомнения, является кооперация — живой развивающийся организм с присущими ей особенностями и противоречиями. В современной обществоведческой литературе получила распространение точка зрения характерная, например, книге французской исследовательнице Д. Демустье: «Между эффективностью и демократией: производственные кооперативы», согласно которой кооперация — это «третий путь», в конечном счете демократичный», среднее «между джунглями капитализма и бюрократией коллективизма».⁸¹ По мнению сотрудника Межминистерского управления социальной экономики Франции М. Фигро кооперация есть носитель иных общественных отношений, где «можно гармонично сочитать социальную справедливость и экономическую эффективность».⁸²

И хотя вряд ли было бы справедливым считать кооперацию единственной абсолютной формой организации общества, концепция кооперативного «третьего пути» заслуживает внимания уже потому, что смещает акцент с научного обоснования исключительности противоположных крайних позиций в сторону промежуточных социальных моделей. 

1. Цитируется по книге: Глобальное сообщество: новая система координат (подходы к проблеме) — С-Пб.: Алетейя, 2000 г., с. 22.
2. Там же, с. 25-27.
3. Marcus L. Cooperatives and basic valves//Rev. of intern. coop. — Geneva, 1988, — Vol. 81, N 2, p. 3.
4. Emelianoff I.V.  Economic theory of cooperation: Econ. structure of cooperative organisation. — Washington, 1942, p. 11.
5. Casselman P.H.  The cooperative movement and some of its problems. — N 4, 1952,  p. 94.
6. Селигмэн Б.  Основные течения современной экономической мысли. — М.: Прогресс, 1968, с. 23.
7. Hebert CI. Leon Walras et les associations populaires cooperatives // Rev. d`economiepolit. — P., 1988 — A.98, N 2, p.252.
8. Там же, с. 262.
9. Хвостов Б.Н.  Социально-экономическая сущность кооперативного движения и кооперации при капитализме. Лекция для студентов. — М.: 1975, с. 9.
10. Bate P. Garter N. The buture producers cooperatives // industr. relations j. — L., 1986 — Vol. 17, N 1, p. 60.
11. Marcus L., p. 10.
12. Eisenberg Ch. Fruhe Arbeiterbewegung und Genossen — Schaften: Theorie u. Praxis der Poduktivgenossen — Schaften in der deutschen Sozialdemokratie und den Gewerks — Schaften der 1860/1870 er. Jahre — Bonn: Iveue Ges, 1986 — 210 s.
13. Тутов Л.А.  Диалектика исторического и логического в исследовании современных проблем кооперации. — М., 1990, с. 9.
14. Глобальное сообщество: новая система координат (подходы к проблеме), с. 33, 135.
15. Greffe X., Dupuis X., Dflieger S. Financer I`economic sociale. — P.: Economica, 1983, p. 13.
16. Bradley K., Gelb A. Wor Ker capitalism. — L.: Heinemann educational booKS, 1983, 33 p.
17. Кооперация в индустриально развитых странах. Сборник обзоров., М., 1992,    с. 21.
18. Горбунов Ю.А. Организационно-экономические проблемы развития потребительской кооперации в условиях перехода к рыночным отношениям. — М., 1993, с. 9;  Ткач А.В. Сельскохозяйственная кооперация. — М., 2002 , с. 247.
19. Гелбрейт Дж.К.  Экономические теории и цели общества / Пер. с анг. — М.: Прогресс, 1979, с. 85-87.
20. Самуэльсон П.А.  Экономика: Ввод. курс / Пер. с анг. — М.: Прогресс, 1964, с. 434-436.
21. Гелбрейт Дж.К. Указ. соч., с. 85-87.
22. Кооперация в индустриально развитых странах. Сборник обзоров., с. 28.
23. Пронин С.В.  Что такое современный «кооперативный реформизм». — М.: Профиздат, 1961, с. 16.
24. Guelfat I. La cooperation devent la science economique / Pref. de Perroux. F.-P., 1966, p. 68.
25. O`Konnor R., Kelly Ph. Astudy of industrial Worker`s cooperatives. — Dublin: Cehill Drinters, 1980, p.i.;  Содействие развитию кооперативов. МОТ (Международная организация труда). — Женева: МБТ, 2000, Приложение.
26. Les systemes d`economie mixte dans les economies modernes: Compe rendu du XVII-e congr. intern. de l`economie publ., sociale et coop., Bordeaux, 19-21 sept. 1988/ciriec. — Liege: Univ. de Lieg., 1989, p. 138.
27. Там же, с. 127;  Содействие развитию кооперативов, с. 137.
28. Oliver N. An examination of organizational commitment in aix workeris cooperatives in Scotland // Human relations. — L. 1984 — Voi. 37, N 1, p. 40-42.
29. Bradley K., Gelb A. Cooperative labour relations // Brit. J. of  industr. relations. — L., 1987. — Vol. 25, N 1, p. 82.
30.  Пронин С.В. Указ. соч., с. 14-34.
31. Кооперативы в индустриально развитых странах, с. 29.
32. Кооперативы в Западной Европе. Реферативный сборник.-М: ИНИОН АН СССР, 1989, с. 9.
33. Кооперативы в индустриально развитых странах, с. 37.
34. Крылов В.В.  Теория формаций. — М.: Восточная литература, 1997, с. 138.
35. Рассчитано по кн.: Справочник. Страны мира. М.: Политиздат, 1991. 
36. Кооперативы в индустриально развитых странах, с. 52.
37. Bradley K. Gelb.A. WorKer capitalism.-L. Heinemann educational booKS, 1983, p. 36.
38. Bradley K. Gelb.A. Cooperative labour relations//Brit. J. of industr. relations.-L., 1987 — Vol. 25, N 1, p.82.
39. Самуэльсон П.А. Указ. соч., с. 436.
40. Bradley K. Gelb A. Cooperative labour relations//Brit. J. of industr. relations., p. 94/
41. Чернов В. Конструктивный социализм. — М.: РОССПЭН, 1997, с. 42.
42. Там же, с. 292, 294.
43. Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т.34, с.191-193
44. Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т. 43, с. 210.
45. Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т. 2, с. 317-424; Т.3, с. 1-609.
46. Чернов В. Указ. соч., с. 16.
47. Маркс К.  Из «инструкции делегатам временного Центрального Совета по отдельным вопросам» — в кн.: Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В.И.  О кооперации. — М., 1988, с. 31.
48. Мещеряков Н.Л.  Кооперация и социализм. М., 1919, с. 38, 39, 61;  Милютин В.П. Социализм и сельское хозяйство. М., 1919, с. 47, 48.
49. Признавая общепринятость этого термина в отношении мелких товаропроизводителей, автор отдает себе отчет в его односторонности и условности, проистекающих из отправных принципов, господствующих до недавнего времени в официальной науке.
50. Доктор Нейрат принимал непосредственное участие в событиях социалистической революции в Баварии, а затем участвовал в спартаковском движении в Саксонии.
51. Фишгендлер А.  Вопросы социализации и кооперации в Германской революции (1918/19 гг.) Исторический очерк., М., 1922, с. 64, 65.
52. Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В.И. О кооперации, с. 70.
53. Попов Н.И.  Теория кооперации., М., 1929, с. 117.
54. Ленин В.И.  Полн. собр. соч., Т. 36, с. 74-75.
55. Жид Шарль  О кооперации., М., 1915, с. 67.
56. Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т. 45, с. 373, 376.
57. Там же, с. 369.
58. Моисеева Л.А. История цивилизаций. Курс лекций. Серия «Учебники, учебные пособия», — Ростов Н/Д: «Феникс», 2000, с. 323.
59. См. например: Марьяновский В.А. Советская экономика и кооперация — несостоявшийся альянс. Глава I. В.И.Ленин и кооперация — учение, которого не было. — М., 1993, с. 6-21.
60. Которая встречала сопротивление и в конечном итоге была искажена до противоположного результата.
61. Следуя логике евроцентризма, значительная часть обществоведов считает закономерным и прогрессивным путь капиталистической индустриализации, в чем полностью солидаризирует с критикуемым ими марксизмом.
62. Бондаренко Н.В., Кущетеров Р.М., Кочкарова З.Р. История и теория кооперации. Ставрополь, 1998, с. 32-34.
63. Вопросы ленинизма. Изд. 2-е., М., 1952, с. 309.
64. Там же.
65. Там же, с. 311.
66. Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т. 45, с. 372.
67. Сталин И.В. Экономические проблемы социализма в СССР. М., 1952, с. 41.
68. См. например: Колесов Н.Д.  Некоторые прогнозы развития социалистической собственности в коммунистическую собственность (Вестник ЛГУ. Серия: Экономика. Философия. Право — 1982 — Вып. IV, № 23., с. 30-35.
69. Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные произведения в 2-х томах. М.: Мысль, 1965, Т. 2, с. 447.
70. Бакунин М.А.  Анархия и Порядок: Сочинения. — М.: Изд-во Эксмо-Пресс, 2000, с. 283.
71. Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М.: Изд-во «Правда», 1990, с. 175-176.
72. Чернышевский Н.Г.  Сочинения в 2-х томах, М.: Мысль, 1987, Т. 2, с. 56-57.
73. Чернов В.М. Указ. соч., с. 30-31, 34; « …именно из естественного, органического развития синдикализма и кооператизма конструктивным социализмом почерпывается конкретное реальное содержание для заполнения им абстрактной формы «социалистического идеала» — (отмечено авт.) — там же, с. 119.
74. Там же, с. 115.
75. Foreninqedemoksati och foreteqedemokrati: Tva vagar till ekonomiak demokrati/En. Studie utford pa uppdrag av kooperationautredningen ev Dellenbrant J.A.; industridepartementet. — Stockholm: Liber, 1981, s. 13.
76. Там же.
77. Socialdemokratins politiska problem/Wellenberg J., Molin L.-H., Kristersson V.et.al.-Stockholm: Timbro, 1987, s. 65.
78. Там же, с. 66.
79. Абалкин Л.И. Сочинения. Т. IV. В поисках новой стратегии. М.: Экономика, 2000, с. 739.
80. Шепелева В.Б. Опыт мирового и отечественного кооперативного движения и современная ситуация в России. — В кн.: Производственные кооперативы в России на пороге XXI века. Т. 2 — М., 1996, с. 74.
81. Demoustier D. Entre l`efficacite et la democratie: Les cooperatives de production. — P.: Entente, 1981, — p. 8.
82. Kooperatibismos eta gizarte — ekonomiaa mundu zabalean gaiari buruzko biltzarra — Congreso sobre et cooperativismo y la economia social en el mundo — Vitoria: Gasteiz: Eusko janrlaritzaren argitalpen — zerbitzunagusia, 1988, p. 275. 

5. Противоречия — источник развития

кооперации.

Кооперация, как и любое  другое общественное явление, гетерогенно и противоречиво по своему содержанию и вследствие этого обладает диалектической мобильностью и потенцией к самосовершенствованию. 

По мнению датского исследователя кооперативного движения А.Вестенхольца «на смену одномерным противоречиям капиталистического предприятия – между нанимателем и персоналом приходит многомерная система противоречий».¹

Одним их фундаментальных составляющих основу институциональных черт кооперативных предприятий, является противоречие, порождаемое дифференциацией труда и собственности. Содержание указанного противоречия трансформируется в кооперативной практике в ряд частных вопросов: допустима ли в кооперативах наемная рабочая сила, если да, то до каких пределов; необходимо ли непосредственное участие кооператора в делах  организации. Решение этих вопросов имеет значение как в практической, так и в теоретической плоскости.

Труд члена кооператива, имеющего не только мотивацию интересов работника, получающего зарплату, но и интересов хозяина собственности, стремящегося приумножить ее, приобретает особую эффективность, определяющую характер данного хозяйственного субъекта. Осознание работающими своего права на собственность и конечный результат хозяйственной деятельности обуславливают высокую мотивацию труда и как результат – высокий уровень его эффективности. Выработка на кооперативных предприятиях при прочих равных условиях, превосходит аналогичные показатели в государственном секторе в 2-2,5 раза, а производительность в 3-4 раза выше общественной производительности труда.² 

Специфически достигается гармонизация двух диалектически противоположных начал: хозяин-рабочий  в потребительской кооперации, где одновременный труд всех объединяемых обществом членов не возможен.

Следуя рочдейлским традициям, доход в объединениях потребителей распределяется не по величине паевого взноса (эта часть причитающегося дохода равна для всех), а по объему торговых операций, осуществляемых каждым членом кооператива. Таким образом, участие кооператоров в делах организации реализуется не через трудовую деятельность, а через куплю товаров потребительского общества.³

В силу специфики этой формы коллективных объединений гармоничное решение противоречия между трудом и капиталом здесь крайне затруднено. Несмотря на исключительно моноклассовый, пролетарский состав большинства союзов потребителей (в 1914 г. рабочие составляли в Англии 95% членовой массы, в Германии — 82%, во Франции — 70% и т.д.)⁴, их история представляет достаточно примеров острых конфликтов, проявляющих себя даже в забастовках. Одна из первых забастовок такого рода произошла в 1881 г. на обувной фабрике Английского оптового общества в г. Лейчестере.⁵ Не случайно  потребительские кооперативы стали ареной активной деятельности профсоюзов, как средства защиты экономических интересов и прав трудящихся. А идеологи английской кооперации Нил и Гриннинг пропагандировали внедрение в практику хозяйствования оптовых обществ Англии и Шотландии идею копартнешипа — систему участия рабочих и служащих в прибылях.⁶

Именно  в связи с тем, что указанное противоречие реализуется здесь в ограниченной, недостаточно полной и последовательной форме, потребительская кооперация, лишенная одного из значимых преимуществ кооперативной организации общественного хозяйства, проигрывает в современной конкурентной борьбе на олигополитистичном  рынке индустриально развитых стран. Так, например, если численность кооперированных кустарей и ремесленников Франции увеличилась с 1978года по 1988год в 3 раза, то в это же время численность членов потребительских обществ сократилась с 2 млн. до 820 тысяч.⁷  Удельный вес потребительской кооперации Швеции в общем объеме нововведений в розничной торговле в середине 80-х годов составлял всего 10%.⁸ Существенно снизилась доля кооперации этого вида в послевоенной хозяйственной структуре ФРГ.⁹

Отсутствие последовательно кооперативной природы потребительских союзов, их исторически приходящее значение, как средства экономической борьбы рабочего класса с торговцами-посредниками приводит к постепенному вытеснению объединений потребителей из сферы торговли и переориентации во внеэкономические сферы. «Потребительские объединения, — говорил профессор Клаус Нови в своем выступлении на Международном симпозиуме в Москве в 1990 году, — могли иметь преимущества в снабжении продовольствием только в переходный период до возникновения современной торговли продовольственными продуктами. Возможности рационализации там настолько исчерпаны, что потребительские кооперации не имеют шансов. Успеха можно ожидать только в области особых товаров, например, кооперативные буфеты, столовые, кооперативные дома инвалидов».¹⁰

Дальнейшее смещение в равновесном соотношении труда и собственности в пользу последней, приводит к трансформации организационной формы в коллективное  капиталистическое предприятие по типу акционерного общества. Напротив, ассоциированный труд, вне отношений собственности, известный человечеству с доисторических времен не имеет системообразующего содержания и не составляет самостоятельного типа производственных отношений.

 При этом заметим, что наряду с другими кооперативными предприятиями, ассоциации, основанные на преимуществах коллективного труда и его пооперационном разделении, сохраняют свое значение на протяжении всего известного нам исторического процесса, вплоть до наших дней. Примером тому, могут служить широко распространенные на Западе, рабочие кооперативы, возникающие, как правило, на базе обанкротившихся предприятий частного сектора. 

Однако подчеркнуто эгалитарные пролетарские принципы организации таких объединений приводят, как правило, лишь к кратковременному успеху, а затем к их распаду.¹¹  Интересны в этой связи данные десятилетней истории (70-е годы) рабочих кооперативов Швеции: 1/3 были закрыты, как нерентабельные; 1/3 по другим причинам (неадекватной формы собственности, низкой нормы накопления, высоких расходов на заработную плату, «ошибок» при выборе отрасли и вида деятельности, отсутствия надежной правовой защищенности); 1/3 перешли в разряд акционерных компаний.¹² 

Также как пролетарские союзы XIX века, современные рабочие кооперативы сталкиваются с главной проблемой — отсутствием навыков самостоятельной хозяйственной деятельности у большинства бывших наемных работников. Обладая лишь опытом капиталистической организации производства, рабочие видят себя, в лучшем случае, в роли коллективного капиталиста, но не кооператоров.

В 70-е годы XX столетия, «когда многие фирмы оказались перед угрозой разорения, их работники в ряде случаев выкупали акции ради сохранения рабочих мест. Нередко эти компании используют чисто капиталистические методы управления и распределение дохода, они не стали составной частью кооперативного сектора, несмотря на то, что полностью принадлежат персоналу».¹³

Ассоциации рабочих, как и трудовые артели, объединения инвалидов, арендные коллективы, имеющие явно ограниченный характер и не рассчитанные на долгосрочную перспективу функционирования, можно отнести к кооперативному сектору лишь исходя из потенциальной возможности создания в процессе их хозяйственной деятельности коллективной собственности и обретения рабочими нового социального статуса – собственников. Отсутствие соответствующих разъяснений, безусловное причисление трудовых объединений к кооперации, не способствует принятию верных решений на практике, не вносит  ясности в ретроспективные оценки кооперативной истории, ведет к неточностям теоретического      плана.¹⁴ 

В то же время, чревата ошибочными теоретическими и практическими последствиями и недооценка роли и значения рабочих кооперативов. Имея ряд недостатков, сужающих степень их устойчивости и экономической адаптированности, именно эти производственные организации приобретают значение социальной реабилитации, дающей возможность, благодаря демократическим принципам построения кооперативов, восстановить весь комплекс интеллектуальных и психологических черт, утраченных в условиях работы по найму, приобрести новое общественное положение.

В настоящий момент, когда сознательное, заинтересованное отношение к труду  становится не только дополнительным фактором повышения производительности труда, но и необходимым компонентом самих производительных сил, поиск организационных структур, позволяющих решить эту задачу, приобретает особую актуальность.

Выступая на Международном симпозиуме: «Роль производственных кооперативов в экономическом развитии» в Москве, в июне 1990 года Кензи Томизава, профессор института экономических исследований из Японии сказал: «Рабочие производственные и промышленные кооперативы являются лучшим средством привития рабочим нового отношения к своему рабочему месту и свершения новой промышленной революции».¹⁵ 

По мнению доктора А. Лейдлоу, высказанного на 27-м Конгрессе Международного кооперативного альянса в г. Москве, рабочие кооперативы не только восстанавливают «чувство собственности» их членов и реализуют потребность в занятости, но и затрагивают такие моменты, как «потребность достижения гармонии между физическим и умственным трудом, а также включение в модель высших ценностей идеи труда как необходимой компоненты жизни и совершенной человеческой личности».¹⁶

Почти прекратив свое существование к 50-м годам XX столетия, объединения рабочих вновь обрели импульс к развитию. Не последнюю роль в этом сыграло то обстоятельство, что пролетарские кооперативы рассматриваются правительствами развитых капиталистических стран как средство смягчение социальных изъянов: безработицы или неполной занятости. В ряде государств, например, в Италии, Испании, Великобритании, приняты законы о защите прав рабочих кооперативов.¹⁷   

Генетическое противоречие между трудом и собственностью является мощным стимулом развития кооперативного хозяйства. Тенденция к интеграции собственнических и трудовых начал в максимально полной и последовательной форме воплотилась в наиболее жизнеспособных и эффективно функционирующих кооперативах. Так, например испанское кооперативное объединение «Мондрагон», насчитывающее в своих рядах 18 тысяч человек, имеет лицевые счета всех работающих, на которые зачисляется часть дохода, подлежащая выплате при увольнении или уходе на пенсию.¹⁸  Кооперативы США используют для этих же целей систему акций, пакет которых увеличивается в зависимости от трудового вклада или выслуги лет.¹⁹ Сама практика кооперативного строительства выявила наиболее оптимальный способ соединения труда и собственности, при котором все работающие в кооперативе не зависимо от времени вступления становятся собственниками соответствующей доли кооперативного капитала, аккумулируемого либо на лицевых счетах, либо в номинале акций, владельцами которых они являются.

Возможно, появятся или уже имеются и другие конкретные формы соединения труда и собственности. Важно отметить, что этот необходимый признак кооперативного строительства является, как и наличие групповой собственности определяющим и мобилизующим дальнейшее развитие.

Сохранение в кооперации качеств, определяющих ее жизнеспособность, потребовало преодоление пролетарских принципов в отношении индивидуальной собственности членов товариществ, реализуемой в паевом капитале. На смену порядку, рожденному революционным энтузиазмом рабочего класса, где выплаты по паям являлись условными, приходит осознание необходимости укрепления института собственников, что позволяет усилить индивидуальные стимулы в накоплении кооперативных фондов, повысить эффективность общественного труда. Потребности хозяйствования обусловили отход от соблюдения принципа ограничения процента выплат по паям среднебанковской ставкой. На XXX конгрессе МКА в Токио в октябре 1992 года было достигнуто согласие о введении гибкого «плавающего» процента на паевой капитал.²⁰ 

Относительно наемного труда в кооперации следует заметить, что сам по себе он не исключает кооперативный характер предприятия. Однако использование такового находится за пределами институционального содержания кооперации и в случае широкого применения набирает потенциал принципиально иного социально-экономического содержания. При этом грань допустимости наемного труда в кооперации подвижна и весьма условна. Поэтому поиск оптимальной величины использования труда рабочих — не собственников вряд ли может дать конструктивный результат.²¹ 

Следуя логике выявления противоречий, составляющих системообразующее начало кооперации, необходимо отметить диалектическую противоположность индивидуальных и общественных интересов, как фактора также отражающего внутреннее качество этой реалии. Как нельзя лучше содержание этого единства противоположностей передают строки, написанные в 1906 г. Марно Мариани: «По нашему мнению, — писал он, — целью является непосредственное благо, индивидуально введенное кооперативами, как мотив для вступления и участия в ассоциации, т.е. благо, составляющее непосредственный эквивалент тех жертв, которые связаны со вступлением в общество».²²

Суть кооперации состоит в интеграции индивидуальных интересов, заключающих в себе стремление к объединению, позволяющему достичь преимуществ, получить которые в одиночку невозможно. Однако в случае, когда общественные интересы препятствуют реализации индивидуальных интересов настолько, что это ограничение не может быть адекватным пользе, приобретаемой в результате их соединения, кооперация разрушается или трансформируется в другую организацию. Также чревата и обратная диспропорция, когда индивидуальная выгода достигается в ущерб общественной пользе. Туган-Барановский по этому поводу писал так: «…охрана своих интересов должна соединяться у кооператора с готовностью жертвовать во имя общих интересов. Не чистый эгоизм и не чистый альтруизм, а солидарность интересов — вот духовная основа кооперации».²³

Конкретных проявлений указанного противоречия великое множество. Приведем лишь некоторые, на наш взгляд важнейшие. Объединяясь в кооперативные предприятия, мелкие собственники имеют различные материальные возможности. При этом логично, что у каждого субъекта кооперирования возникает желание влиять на дела организации пропорционально вложенному паю. Однако, если внутри кооперативного товарищества устанавливается порядок, предусматривающий «рост прав владельцев с их  долей в капитале», такая экономическая модель по своей сущности становится капиталистической — «капитализм в пределах предприятия».²⁴ Общественные интересы, воплощенные в принципах кооперативной демократии, включают в себя правило «ограничения максимального количества единиц паевого капитала с тем, чтобы препятствовать возможности концентрации экономических интересов и власти в одних руках»²⁵, этой же цели служит запрет передачи и продажи паев.

Целый комплекс противоречий, составляющих содержание главного из них между коллективом и личностью, возникает в связи с отличиями в индивидуальных способностях кооператоров. Датский исследователь А. Вестенхольц отмечает, что внутри формально равного коллектива работников рыночная стихия порождает неравенство. Члены коллективных объединений, обладающие особыми способностями или умениями, могут продать свою рабочую силу значительно дороже и добиться более интересного занятия на рынке, нежели это может предложить кооперативное общество (даже при отсутствии явно эгалитарных принципов). Таким образом, для лучших работников кооперативов постоянно возникают стимулы покинуть объединение.²⁶

Одним из основных противоречий этой же природы А. Вестенхольц называет равное распределение контролирующих функций внутри кооператива, несоответствующее экономическому вкладу его участников. Интересы тех, чей материальный и интеллектуальный вклад больше или труд более производительный не защищены пропорциональным повышением их роли в управлении предприятия.²⁷ 

Жизненность и гибкость кооперативной хозяйственной структуры реализуется в ее технической политике, которая постоянно находится в поле зрения критиков кооперации. Основания к этому, выходящие на поверхность и в этой сфере противоречия между коллективом и личностью.

Внедрение передовых технологий нередко ведет к тому, что часть работников вопреки их воле вынуждена переходить на другую менее квалифицированную работу.

Кроме того, аккумулирование средств для выплаты дивидендов по паям (в виде лицевых счетов или специальных фондов) требует отвлечения от 30 до 50% финансовых ресурсов товариществ, при этом в расчет не берутся те случаи, когда пролетарский состав кооперативов определяет большой уровень заработной платы. Изъятие значительных материальных ресурсов ставит под сомнение возможность капитальных вложений и технического  перевооружения.²⁸ 

И даже тогда, когда в кооперативном обществе складывается ситуация, позволяющая осуществить то или иное техническое нововведение, различные группы кооператоров неоднозначно относятся к этому. Молодые работники, заинтересованные в будущем предприятия, как правило, одобряют затраты на технические новшества. Члены кооператива предпенсионного возраста обычно без энтузиазма воспринимают инвестиционные проекты..²⁹ Противники кооперации видят здесь непреодолимый генетический недостаток, неизбежно ведущий к гибели коллективных форм хозяйства.

Не выдерживает испытание жизнью кооперативная практика, абсолютизирующая коллективные интересы в ущерб личным. Конечно в первую очередь это относится к кооперативам, руководствующимся эгалитарной идеологией. В таких объединениях преобладает уравнительная система оплаты труда, обязательная ротация в профессиональной деятельности, когда каждый член товарищества выполняет по очереди каждый вид работы, как правило, отсутствуют определенные управленческие структуры, а решения принимаются на основе принципов «прямой демократии». По мнению В. Чайта и Блейзи Дж..: «За полное равенство приходится расплачиваться невысоким качеством выполняемых работ, а то и разорением. Вот почему подобные принципы все реже абсолютизируются».³⁰

Однако не только крайнему, эгалитарному видению кооперативного порядка присуща тенденция гипертрофирования общественных интересов. С проявлениями этого недостатка кооперативы сталкиваются повсеместно. Так, например, турецкий экономист М. Сертель видит «тиранию большинства» в запрете выхода из числа пайщиков, что нередко бывает в тех случаях, когда кооперативы испытывают финансовые затруднения, если «накопленное имущество рассматривается как неделимая собственность коллектива» и «каждый работник может рассчитывать лишь на текущие доходы — заработную плату или, в старости, пожизненную пенсию, но не получает своего пая при увольнении».

По сведениям М. Сертеля «в таких кооперативах разворачивается столкновение интересов, которое может приводить к изгнанию неугодных, искусственному сокращению приема новых членов в периоды процветания, чтобы за счет уходящих на пенсию сокращать численность коллектива и наращивать собственные доходы, и т.п. Никто не гарантирован от нарушения его прав большинством коллектива, и здоровое развитие такого кооператива оказывается затрудненным до крайности».³¹

Даже далеко не полный обзор противоречий, служащих поводом для острой критики со стороны либеральных обществоведов, показывает сколь многообразно содержание, на первый взгляд, простого социально-экономического организма каким является кооперация. И если для оппонентов коллективной собственности указание на них является основанием отвергать кооперацию в качестве равноправной формы общественного хозяйства, то для представителей кооперативной мысли внутренние противоречия — лишь предпосылка диалектического развития. В отличие от исследователей, полагающих, что у кооперации нет будущего, лояльно настроенные ученые видят в противоположных началах кооперативного строительства постоянный стимул к совершенствованию, «движущую силу» «динамизирующий     фактор».³²

Необходимость самосохранения побуждает кооперацию к поиску оптимальных вариантов разрешения внутренних конфликтов и способствует выработке организационных форм, придающих ее дальнейшему существованию устойчивый характер. Так, например, противоречие между коллективом и личностью, выражающееся в отвлечении средств на выплату по паям, породило систему, применяемую уже упоминавшимся испанским кооперативом «Мондрагон» и считавшуюся на определенном этапе кооперативного строительства самой совершенной. Согласно этой системе, в отличие от других кооперативов, выдающих причитающуюся долю прибыли наличными, в «Мондрагоне» эти средства направляются (после отчисления 30% в обязательный неделимый фонд) на лицевые счета работников в кооперативном банке, входящем в структуру предприятия. Забрать эти денежные суммы кооператоры могут только уходя на пенсию или в размере 30% при досрочном выходе из кооператива. В результате члены кооперативных объединений как бы сами кредитуют (причем на очень выгодных условиях) развитие производственной и социальной сферы объединения.³³ Вместе с тем, сама практика предложила более гибкую схему преодоления указанного противоречия, когда кооперативы организуются по типу акционерного общества, с выдачей каждому пайщику одной именной акции, фактическая стоимость которой постоянно растет, а ее владелец может предъявить эту ценную бумагу для оплаты в товарищество.³⁴

Как видно из приведенного примера, разрешение институциональных противоречий ведет к дальнейшему укреплению кооперации и наоборот их основополагающее значение является непреодолимым и несет неизбежное разрушение в случае, если последние не получают конструктивного выхода и вызревают в антагонистический конфликт.

Практиками и аналитиками кооперации выявлена корреляция сущностного содержания товариществ и артелей с масштабами производства. Соподчиненность этих двух характеристик находится в обратно пропорциональной зависимости и является стержнем еще одного фундаментального противоречия. Кооперативное предприятие утрачивает специфически присущие только ему органические черты по мере роста производства и расширения масштабов организации. «Возникновение и успешное функционирование любого кооперативного объединения, — пишет Марьяновский В.А., — объективно ограничены определенной численностью людей, наиболее рациональной для данной формы собственности, за пределами которой кооперативная форма хозяйствования либо перестает быть эффективной (и тогда становится вопрос о необходимости ее дальнейшего функционирования) …».³⁵ Этому вопросу посвятил свои исследования американский социолог Манкур Олсон.³⁶ По его мнению, творческая атмосфера и активная позиция коллектива, а не индивидуальные усилия определяют общую производительность труда предприятия. В больших группах для мобилизации ее членов к энергичным действиям требуются какие-либо «селективные стимулы», которые обычно имеют экономическую природу, но могут быть связаны с престижем и социальным статусом.³⁷  «В малых группах активность, направленная на достижение совместных целей, достигается самопроизвольно, так как персональные выгоды всех участников от объединения превосходят общие затраты на их достижение. Таким образом ограниченные в размерах группы имеют больший шанс успешного существования чем более крупные».³⁸

Австралийский исследователь П. Вильямс, опубликовавший руководство для желающих создать кооператив, поделился интересными наблюдениями: «что по мере роста численности кооператива взаимоотношения его членов становятся все более сложными и разнообразными. Возникают один или несколько центров активности, окруженные периферией. Реформируются альянсы, возникает соперничество, одни демонстрируют негибкость, другие — не заинтересованность, пассивность. Для решения возникающих проблем требуются все более сложные формальные процедуры. При этом контроль над деятельностью кооператива централизуется, специалисты получают возможность принимать решения практически независимо от рядовых участников. Кооперативные ценности, первоначально сплотившие коллектив, становятся все менее значительными, и предприятие по типу управления оказывается ближе к обычной фирме, чем к собственно кооперативу».³⁹ 

Критическая размерная грань, за которой наступают разрушительные, необратимые процессы для кооперации, конечно очень условна и неуловима. Однако Вильямс предлагает считать таковой численность кооператива, при которой уже не все его члены могут знать друг друга лично.

Наличие в коллективных объединениях нескольких отличающихся степенью активности групп постоянно провоцирует их развал, конфликтные ситуации, негативно отражается на  общей производительности труда. «Обычно образование таких групп, — говорил на Международном симпозиуме в Москве Т. Келаа из Хельсинского университета, — является симптомом появления новых тенденций, потребностей и задач, для решения которых в рамках традиционной кооперативной деятельности уже нет сил, способностей или желания».⁴⁰

Помимо диверсификации общественных интересов и образования групп, имеющих центробежную направленность, укрупнение кооперативов таит в себе опасность утраты принципов «прямой демократии», заключающихся в участии каждого кооператора в управлении предприятием. Помимо усложнения самой системы руководства с расширением масштабов возникает надобность в профессиональных менеджерах. Естественно, что большая численность работающих делает при этом невозможным полноценный демократический контроль за их деятельностью и решениями. По данным обследованных кооперативов Финляндии две трети членов придерживались того мнения, «что в деятельности кооперативов воля нескольких важных и влиятельных членов соблюдалась ценой нарушения интересов большинства».⁴¹

На возможность эрозии внутрикооперативной демократии при безграничном увеличении размеров кооператива указывал президент МКА Л. Маркус.⁴² Поэтому кооперативное строительство не идет, как правило, путем создания гигантских предприятий, а необходимость в укрупнении реализуется в формуле «кооператив кооперативов», т.е. осуществляется путем организации интеграционных, монополярных (ассоциация кооперативов, работающих над выпуском одной продукции) отраслевых или общенациональных союзов и объединений.

Подводя итог сказанному относительно взаимосвязи размеров кооперативных предприятий с сохранением институционального содержания, отметим один нюанс. Данная корреляция имеет смысл, только в том случае, когда подразумевается демократическая форма общественного производства. В случае, когда речь идет об общественном движении масс, объединяемых едиными политическими, религиозными, духовными и т.д. ценностями, многочисленное членство, вне всякого сомнения, является положительным фактором. Вот как высказывался на этот счет один из энтузиастов кооперативного движения России XIX века Садырин П.А.: «На кооперацию я смотрю, как на общественные организации, каковые, по мере роста их вширь и вглубь, несут с собой глубокие изменения в народно-хозяйственную и социальную жизнь людей…

К оценке кооператива, как организации общественной, надлежит подходить, прежде всего, с точки зрения общего блага, к каковому должны стремиться все общественные организации. Исходя отсюда, кооператив должен объединять всех, желающих воспользоваться благами кооперативного единения… чем крупнее кооперация, тем больше выгоды она может доставить своим   членам».⁴³ Указанная специфика потребительских союзов проявляется кроме всего прочего в практически безграничных их размерах. Уже в начале XX века появились такие гиганты как «Лондонское потребительское общество», насчитывающее 100 тысяч членов, Московский центральный рабочий кооператив — 130 тысяч членов и другие.⁴⁴

Итак, внутренний строй сложного и многомерного организма кооперации обладает способностью к самоорганизации. Установление равновесного баланса в институциональном содержании артелей и товариществ происходит под воздействием целого комплекса противоречий, охватывающих все аспекты функциональных черт кооперации. Однако при этом не все противоречия равновелики и одинаково значимы. Реализация одних, лишь корректирует динамические свойства и внутреннюю организацию, не затрагивая самих основ, определяющих характер особых кооперативных отношений. Разрешение других оказывает фундаментальное влияние на кооперативное строительство и в случае, когда не находит позитивного выхода, вызывает сущностную ломку, ведущую либо к трансформации коллективных объединений в иную хозяйственную форму, либо к разрушению. Таковых, на наш взгляд три: между трудом и собственностью, коллективом и личностью, тенденцией к укрупнению и сохранением кооперативных принципов. Обладая основополагающим началом, эти противоречия наряду с другими институциональными особенностями определяют само понятие кооперации.

1. Westenholz A.  Alternative possibilities in the sphere of production//Acta social.-Oslo, 1982, c. 28.
2. Кооперативы в индустриально развитых странах. Сборник обзоров. М., 1992, с. 12.
3. Пронин С.В. «Демократический социализм» и проблема кооперативной социализации в Англии. — М.: Наука, 1964, с. 15.
4. Макаренко А.П. Теория и история кооперативного движения. Учебное пособие. — М.: «Маркетинг», 1999, с. 142.
5. Там же, с. 136.
6. Там же, с. 161.
7. Les cooperatives ouvrieres de production en France et dans la Cee/Sous la dir de Sibille H.//Notes et etudes doc.-P., 1982.-N 4690-4691.-p. 19-20; Kooperatibismos eta gizarte-ekonomia mundu zabalean gaiari buruzko biltzarra-Congreso sobre et cooperativismo y la economia social em el mundo.-Vitoria Gasteiz: Eusko jaurlaritzaren argitalpen-zerbitzu nagusia, 1988, p. 276.
8. Socialdemokratins politisks problem/Wallenberg J., Molin L.-H., Kristersson V. et al.-Stockolm Timbro, 1987, p. 60.
9. Kluthe K.Genossenschaften und Staat in Deutschland.-B.: Duncker  u. Humblot, 1985, — s. 172.
10. Материалы Международного симпозиума: «Роль производственных кооперативов в экономическом развитии». Тезисы выступлений иностранных участников. Москва., 11-15 июня, 1990, с. 32.
11. O`Konnor R., Kelly Ph. Astudy of industrial Worker`s cooperatives.-Dublin: Cahill Printere, 1980, p. 28-30.
12. Arbetskooperation: Betankande av kooperationsutredningen//industriede partementet.-Stockholm: Liber., 1980, s. 19.
13. Westenholz A. Alternative possibilities in the sphere of production//Acta sociol.-Oslo, 1982, p. 25.
14. Buccols S.T., Subaei A., Optimal market pools for agricultural cooperatives//Almer j of agr. economics.-Lexington, 1985, c. 80.
15. Материалы Международного симпозиума: «Роль производственных кооперативов в экономическом развитии», с. 46.
16. Кооперативы в 2000 году. Доклад представленный 27-му конгрессу Международного кооперативного альянса, состоявщегося в Москве в октябре 1980 г., Лондон, 1980, с. 60-61.
17. Материалы Международного симпозиума: «Роль производственных кооперативов в экономическом развитии», с. 51.
18. Dossier «Mondregon»//Rev. des etudes coop.-p., 1982. — N 207(4)., p.17, 18, 25.
19. Ellerman D.F. Worker ownership legislation in Americs//Yearbook of cooperative enterprise.-Oxford, 1988, p. 174.
20. Макаренко А.П. Указ. соч., с. 87.
21. Коробов В.О. Некоторые проблемы регулирования отношений наемного труда в производственных кооперативах. Политико-экономический аспект. — М., 1989.
22. Тотомианц В.Ф. Основы кооперации. Берлин, 1923, с. 68.
23. Туган-Барановский М.И. Социальные основы кооперации. М., 1916, с. 102.
24. Социализм, капитализм, трансформация: Очерки на рубеже эпох. — М.: Наука, 1999, с. 57.
25. Кооперативы в индустриально развитых странах. Сборник обзоров, с. 24.
26. Westenholz A., p. 28.
27. Там же.
28. Ellerman D.P. Theory of legal structure//J. of econ. iss.-Sacramento, 1984.-Vol.-18, N 3, p. 170.
29. Zafiris N. Appropriability rules, capital maintenance and the afficiency of cooperative investments//J. of comparative economics.-N 4., 1982.-vol. 6, N 1, p. 56.
30. Whyte W.F., Blasi J.R. Worker ownership and control//Pollicy sciences.-Amsterdam, 1982.-Vol. 14, N 2, p. 159.
31. Sertel M.r. Workers and incentives.-Amsterdam; North-Holland, 1982, p. 14.
32. Demoustier D. L`apprentissage de la cooperation//Rev. fr de gestion.-P. 1982.-N 34, p.51; Entre l`efficacite et la, democratie: Les cooperatives de production.-P: Entente, 1981, p. 106.
33. Dossier «Mondragon»//Rev des etudes coop.-P., 1982.-N 207(4), p. 17-18.
34. Sertel M.R., p. 20.
35. Марьяновский В.А. Кооперативная собственность при социализме. — Вопросы экономики, 1988, № 5, с. 94.
36. Olson M. The logic of Collective action. Cumbridge. Harward Univ. press, 1965, p. 51.
37. Там же, с. 58, 51, 60.
38. Там же, с. 34.
39. Кооперативы в индустриально развитых странах. Сборник обзоров, с. 51.
40. Материалы международного симпозиума: «Роль производственных кооперативов в экономическом развитии», с. 44.
41. Там же, с. 40.
42. Marcus L. Cooperatives and basic velues//Rev. of intern. coop.-Geneva, 1988.-Vol. 81, N 2, p. 15.
43. Кооперация. Страницы истории. М: АН СССР, 1991, вып. 2., с. 62-63.
44. Макаренко А.П. Указ. соч., с. 149.

VI. Определение понятия кооперации.

В числе других теоретических аспектов определение понятия кооперации остается наименее ясной и далеко не однозначной проблемой. Трудно назвать даже в пределах погрешности в несколько сот, количество имеющих хождение в научной и популярной литературе определений, раскрывающих смысл и содержание этой формы общественного хозяйства. Об этом свидетельствует далеко не полный их перечень, данный в работах отечественных и зарубежных исследователей..¹

Проанализировать каждое из них, или хотя бы в числе более или менее развернутых и сгруппированных по наличию общих признаков совокупностей, значило бы посвятить этому вопросу специальное исследование. Ограничимся лишь выделением определений по наиболее общим направлениям во множестве понятийных черт кооперации.

В качестве наименее перспективных для дальнейшего существования, видимо следует исключить трактовку сущности коллективных объединений, исходящую из политических признаков. К таковым следует отнести определения, подразумевающие под кооперацией одну из форм борьбы против капиталистической эксплуатации.

Как уже отмечалось, такое видение кооперативных организаций было особенно характерно деятелям пролетарского крыла общественного движения. Взгляд на кооперативы как средство борьбы против капитализма наиболее последовательно выражен в трудах таких авторов как Ш. Жид, видевший в товариществах проявление солидарности трудящихся «для полного освобождения всего рабочего класса»,² Б. Лаверна, нацеливающего ассоциации рабочих на «упразднение личных не заработанных доходов»,³ К.А. Пажитнова, считавшего даже профессиональные союзы пролетариата разновидностью кооперативных предприятий⁴ и т.д. Нет нужды приводить все определения кооперации этого рода. Для иллюстрации остановимся лишь на одном из них, данном Эд. Пфейфером: «Кооперация это объединение, имеющее целью не только нравственно и материально поддержать своих членов, но главным образом, восстановить право труда, освободить его от оков, наложенных на него в настоящее время капиталом».⁵

Думается, что в настоящее время, даже ультрареволюционные деятели, а тем более практики кооперативного движения не считают всерьез кооперацию средством ниспровержения капитализма. Даже в Швеции, где социал-демократы планировали создать «автономный кооперативный рай», жизнь внесла в их стратегию свои коррективы. В книге «Левые и прибыли» вице-председатель шведского кооператива «Риксбугген» П. Хултберг писал: «После более, чем столетнего существования кооперативного движения, после векового гигантского эксперимента «ликвидировать нетрудовой доход — фундамент капиталистической системы», после вековой борьбы за отказ от цели получения прибыли, после почти векового социализма социал-демократия и кооперативы, разделявшие ее позиции, вынуждены «принять» рыночную экономику в качестве фундамента своей экономической деятельности».⁶

Так же малопродуктивной представляется позиция тех авторов, которые отождествляют кооперацию с «зародышем будущей (социалистической — авт.) организации общества»⁷ путем «перестройки экономической мотивации и подготовки элементов более совершенного экономического строя на началах общественности».⁸

Концепция, рассматривающая кооперацию как промежуточную ступень к более совершенному способу производства, не оправдала себя исторически. Почти вековой опыт функционирования кооперативного сектора под давлением политики, вытекающей из идеологических посылок о совершенствовании коллективной собственности до уровня общенародной, показал их полную несостоятельность. То есть понимание социализма исключительно с позиции полного огосударствления, что характерно для ортодоксального марксизма, а исторического предназначения коллективных форм производства как переходного звена к общенародной экономике вряд ли может иметь хоть какие-либо перспективы.

Смысл неверной характеристики кооперации как переходной или подготавливающей социализм лежит не только в плоскости ошибочной оценки перспектив кооперативного сектора. Во-первых, отведенное ей промежуточное положение лишает кооперацию статуса самостоятельного социально-экономического уклада. Во-вторых, указание марксизма, на материальную предпосылку нового строя в виде «зрелого» капитализма вынуждает отдельных «последователей» учения К. Маркса, считающих, что коллективные объединения выполняют те же подготавливающие функции, относить их к капиталистическим. Так представители уже «перестроившейся» обществоведческой мысли Григорова Т.В., Лейбина Г.С. в лекции: «Развитие кооперативных форм хозяйства» отмечают: «Как хозяйственный механизм она (кооперация — авт.) вписывается в капиталистические производственные отношения и воспроизводит их…».⁹ 

В плане подготовки единой унифицированной капитализмом материальной основы социализма К.Маркс не делал отличия между акционерным обществом и кооперацией. В 3-м томе «Капитала» он писал: «Капиталистические акционерные предприятия, как и  кооперативные фабрики, следует рассматривать как  переходные формы от капиталистического способа производства к ассоциированному…».¹⁰

Аутентичные по своей природе корни такой оценки кооперации имеет и точка зрения многих современных авторов, полагающих, что единственным отличием коллективного капиталистического предприятия от кооперативного являются организационные принципы. Так Макаренко А.П. пишет: «Из вышеуказанных различий между кооперативом и акционерным обществом главное — в процедуре голосования на общих собраниях. В кооперативе: один член имеет один голос независимо от количества паев, в акционерном обществе число голосов у акционера зависит от количества принадлежащих ему акций. Тот, кто имеет контрольный пакет акций, обладает большинством голосов, т.е. распоряжается всеми активами данного акционерного общества».¹¹

И, наконец, в-третьих, как уже указывалось, являясь только провозвестницей «более совершенных» и «справедливых» отношений и не будучи формой им адекватной, кооперация, по мнению многих обществоведов (в том числе и совсем современных), обречена на вымирание. «Необходимо было найти звено, — читаем в том же сочинении Григоровой Т.В. и Лейбиной Г.С., — выдержку о роли кооперации в социалистическом строительстве, — способное соединить в единую цепь частные интересы мелкотоварных производителей, а затем развить эти интересы до уровня общенародных».¹²

Другое дело, когда социализм рассматривается как результат естественного роста многоукладного хозяйства, где место и роль каждого сектора, в том числе и кооперативного, определяется логикой закономерного развития. В этом случае место кооперации вполне определенно — равноправная составляющая гармонично развивающегося общества.

Абсолютизация политических признаков кооперативных объединений отрывает их от социально-экономической почвы, ведет к искусственному отождествлению с противоборствующими политическими течениями, имеющими трансцендентное кооперации содержание. Именно так родилась в обществоведении схема деления кооперативного движения на социалистическое и    капиталистическое.¹³

Довольно широкое распространение получили определения, в которых системообразующими признаками считаются нравственные нормы присущие кооперативным организациям. Сторонниками такой точки зрения является значительная часть исследователей прошлого и настоящего и это не случайно, ведь именно этические нормы кооперативного устройства берут свои истоки в традиционализме и являются прямой противоположностью нравственных устоев «буржуазного» образа жизни.

Выраженный нравственный оттенок характеристики кооперации присущ воззрениям целой плеяды русских общественных деятелей и ученых. Так Н.П.Баллин видел в кооперативных товариществах «сплоченность» «всех народов» и «способность к усвоению и осуществлению общечеловеческого идеала мира, правды и любви».¹⁴ Профессор Харьковского университета Анцыферов А.И. отмечал, что «сбережение (благодаря кооперации — авт.) самого драгоценного блага — человеческой энергии на хозяйственные цели, создает основу для пробуждения высших, духовных интересов человека и человеческого общества, для развития того, что по праву может быть названо развитием культурной жизни человечества и его подлинным и прочным прогрессом».¹⁵ Академик Н.И.Янжул считал кооперативы «школой нравственности». Для процветания их необходимо развитие целого ряда моральных устоев. Кооперация… требует у своих работников усилия энергии труда, бережливости в смысле воздержания от излишних трат, честности всех видов…».¹⁶ Патетично и возвышенно оценивает место и роль кооперации Н.В.Левицкий: «… кооперация — это величайшее «знамение» нашей эпохи. Данные, какими мы располагаем, уже ясно доказывают, что с кооперацией народилась новая великая сила будущего; — она пришла в мир без шума, тихо и с любовью, словно ангел хранитель над колыбелью младенца, склонилась над исстрадавшимся и дремавшим в тяжелом сне человечеством, измученном «исканием» путей к обновлению жизни и современных условий ее, которые словно гигантский пресс давят с невероятной силой на народное хозяйство и душу народа.» … «Одна из благороднейших задач кооперации… есть воспитание и развитие в человечестве общественных инстинктов, ибо она вносит совершенно иной принцип, новое начало организации экономической жизни не на основе обмана и эксплуатации, а на начале самопомощи и взаимопомощи. Только лишь при такой здоровой основе жизни народной возможно нормальное экономическое и нравственное развитие народа, ибо современная ненормальная, а часто и безнравственная по своей основе, организация жизни только и может дать такие же результаты. Кооперация — это высшая форма организации народных масс в направлении самопомощи и самодеятельности вообще».¹⁷

Нравственную сторону кооперации полагал важнейшей профессор экономики Киевского Коммерческого Института Воблый К.Г. «Кооперация, — писал он, — кроме глубокого экономического значения, имеет еще и другую сторону, которую не следует игнорировать, именно социально этическую. В кооперации вырабатывается привычка к совместному труду, создается благоприятная почва для взаимного обмена мнений, взглядов, наконец, здесь имеется практическое поле для развития чувств солидарности и общественности».¹⁸

Большое значение кооперации как форме культурного просветительства и нравственного совершенствования личности предавали деятели кооперативного движения В.Барыбин, А.Г.Штанге («школа нравственности» — авт.), В.Пекарский, определявший коллективные объединения «сообществами, преследующими цели взаимного вспоможения, просветительные и культурные»¹⁹ и т.д.

Нет сомнения, что нравственные нормы, культивируемые в кооперативных организациях  и берущие свое начало в этике традиционного общества, играют важную роль в жизнедеятельности товариществ и артелей, служат отличительным качеством их содержания от частнокапиталистических форм общественного производства, а в некоторые временные этапы и при определенных обстоятельствах, становятся главной цементирующей связкой кооперативного строительства. Однако закономерной следует видимо считать взаимосвязь, при которой хозяйственный строй кооперативных предприятий определяет нравственные нормы и духовные ценности, а не наоборот. Рожденные в ходе генезиса кооперации ее функциональные принципы: добровольность объединения, честность и взаимная выгода отношений, общность цели, равноправное соединение части, принадлежащей индивидуумам собственности, а также правила поведения, вытекающие из религиозных постулатов, господствующих в аграрном обществе, детерминировали такие черты кооперативной жизни как взаимопомощь, солидарность, равенство, братство, культурное и духовное слияние и т.д. Очень точно об этом сказал профессор сельскохозяйственной экономики Киевского Политехнического института В.Г.Бажаев: «Кооперация, — говорится в одном из его трудов, — связывает людей очевидностью и осязательностью доставляемых ею выгод. Но, вовлекая в сферу своего влияния во имя грубо утилитарных целей, кооперация совершенно незаметно перевоспитывает психологию людей и облагораживает этическую сторону их взаимоотношений. Привычка к независимой и солидарной товарищеской деятельности неизбежно побеждает силу унаследованных индивидуалистических стремлений и постепенно создает весьма благоприятную почву для обновления всего строя социально-экономических отношений.²⁰

Такого же мнения придерживался и профессор Туган-Барановский М.И. «Кооператив обращается не к общественному, религиозному или нравственному воодушевлению человека, — писал он, — но, прежде всего к тому же мотиву, к которому обращается и капитализм, — к личному эгоизму, хозяйственному интересу  человека.».²¹ 

Показательно в этом плане райффензенское движение. Полагая, что без «нравственных сил, т.е. без познания наших обязанностей по отношению к Богу и по отношению к нашим ближним, как это учит христианство, и без искреннего стремления исполнять эти обязанности, совершенно невозможно развитие кредитных товариществ».²² Райффейзен считал главным из принципов организованного в 1854 г. Геддерсдорфского общества: благотворительность. Жизнь внесла свои поправки. Уже в 1863 г. долг общества составил 25 тысяч талеров, что заставило участников ликвидировать его.²³ Созданные впоследствии товарищества все более сближались по своему внутреннему устройству с товариществами, основанными Шульце-Деличем.

Наиболее часто исследователи при определении понятия считают основными организационные принципы построения кооперации. Именно эти принципы рекомендованы МОТ и МКА в качестве важнейших отличительных черт кооперативного строительства. Причина широкого распространения представления о коллективных объединениях как об особой организационной структуре очевидна, она заключается в лежащих на поверхности  отличиях этой хозяйственной формы от большинства других социально-экономических образований. Лаконично и достаточно четко эти отличия сформулированы в определении, данном в декларации о кооперативной идентичности, принятой на юбилейном конгрессе Международного кооперативного альянса в Манчестере в 1995 г.: «Кооператив, — говорится в ней, — это самостоятельная организация людей, добровольно объединившихся с целью удовлетворения своих общественно-экономических, социальных и культурных потребностей с помощью совместно владеемого и демократически управляемого предприятия».²⁴ Таким образом триада главных составляющих: добровольность, самостоятельность и демократизм является стержневой в ряду выделяемых черт сторонниками организационных признаков кооперативных предприятий.

Эти же характеристики приводят в своих определениях: выдающийся теоретик Николаев А.А., видевший в кооперативах «добровольный и самоуправляющийся союз лиц, основанный для достижения общих им хозяйственных целей и построенный на демократическом и трудовом начале»,²⁵ Садырин Л.А., понимающий под кооперативными союзами «добровольное товарищество трудящихся лиц с демократической организацией управления…»,²⁶ современные авторы: Р.Луис, считающий кооперацию — «ассоциацией лиц, добровольно объединившихся для достижения общей цели посредством создания демократически контролируемой   организации»,²⁷  П.Ламбер, подразумевающий под кооперативными объединениями  те, «которые использует внутри себя правила демократии…»²⁸ и т.д.

Кооперативная идентификация по организационным признакам  вызывает возражение, во-первых, потому, что так же как нравственные нормы, внутреннее строение и принципы функционирования ассоциации кооперативов не возникли сами по себе, а родились в ходе хозяйственной эволюции. Попытка привнести их искусственно, или выработать, исходя из идеологических соображений, чаще всего заканчивалась провалом.

Во-вторых, несовершенство такого рода признаков очевидно, когда приходится проводить отличительную границу, например, с такими предприятиями как капиталистические акционерные общества, что говорит или об отсутствии таковой и ставит под сомнение наличие самого предмета исследования, или, что наиболее вероятно, о непригодности принятой схемы идентификации кооперативов.

И, наконец, наименее разработанным и обоснованным является научное направление, определяющее кооперацию исходя из сущностных черт, вытекающих из экономической природы этой хозяйственной формы. Однако было бы неверным утверждать, что в этом плане не сделано ничего. Отдельные основополагающие характеристики присутствуют в научном обороте, что существенно облегчает задачу выработки насколько возможно точного определения.

Большинство авторов солидарны с мнением, выраженным в высказывании директора института кооперации, университета в г. Мюнстере Х.Бонуса, что «кооперативы — это совершенно другой путь и жизни и труда»,²⁹ то есть считают кооперативный способ организации производства самостоятельным, имеющим только ему присущие специфические особенности, воспроизводящие адекватные характерные исключительно этому экономическому укладу производственные отношения.³⁰

Значительное число теоретиков и практиков отмечает закономерно присущий кооперативному строительству эволюционный характер, и видят в нем часть целокупного народнохозяйственного развития. «Творчество жизни и эволюционный характер ее изменения, — писал Меркулов А. в книге «Кооперация, как творческий социализм, — вот сущность кооперации, берущей новые позиции лишь тогда, когда почва для завоевания действительно готова».³¹ Ему же принадлежит и такое высказывание: «Идее захвата, идее получения многих и великих благ путем мгновенных социальных катастроф кооперация противопоставляет постепенный, но все ускоряющий процесс вытеснения отживших и устаревших хозяйственных форм путем непрерывного творчества новых форм, основанных на началах общественной справедливости и целесообразности».³²  Профессор Мануилов А.А., отмечая бурный рост кооперации в конце XIX начале XX веков, заметил, что «причина этого коренится в условиях эволюции современного народного хозяйства».³³

Не обойдена вниманием в сочинениях кооперативной тематики еще одна, знаковая особенность коллективных объединений — интеграция труда и собственности, которая достигается за счет обобществления производства. Замечания по этому поводу содержат как труды кооператоров прошлого, так и современные книги и статьи. Известный кооперативный деятель конца XIX начала прошлого веков Огановский Н., к примеру, писал: «… будущие экономисты, анализируя современное кооперативное движение, несомненно, найдут в нынешних формах кооперации эмбриональное начало обобществленного производства …».³⁴

Специфика, заключающаяся  в соединении «непосредственного производителя со средствами производства» справедливо рассматривается многими авторами как источник эффективности кооперации.³⁵

Нет основания  считать новым виденье в институциональном строе артелей и товариществ другой черты, так же являющейся системообразующей, а именно интеграции экономических интересов личности и коллектива. Еще в 1903 г. в книге «Кооператизм» Д.А.Бансель писал: «Кооперация обращается к инициативе отдельного лица не для его личной выгоды, а для всеобщей пользы участников кооперации».³⁶  Эту реалию кооперативного устройства отмечают и современные исследователи..³⁷

Таким образом, обширная литература по кооперативной тематике содержит все необходимые компоненты характеристики кооперации как формы хозяйствования, составляющей самостоятельный социально-экономический уклад. При этом, заметим, что определяя понятие кооперации исходя из экономического базиса, не ставится под сомнение активная роль вышеуказанных нравственных и организационных принципов, а лишь имеется в виду, что они являются вторичными по отношению к хозяйственному строю.

Итак, обобщая теоретический опыт выбора наиболее существенных качеств кооперативных предприятий, попытаемся сформулировать определение: кооперация это демократическая, самодеятельная форма общественного производства, или особый тип производственных отношений, рожденный в результате эволюционного развития традиционного общества, создающий дополнительную производительную силу за счет обобществления и соединения труда и собственности, гармонизации интересов коллектива и личности и организуемый в малые экономические структуры.

1. Козлов Е.А. Что такое кооперация. — В кн.: Кооперация. Страницы истории. М., 1991, вып. 2., с. 31; Кооперация в индустриально развитых странах. Сборник обзоров. М., 1992.
2. Пажитнов К.А. Основы кооперации. М., 1917, с. 25.
3. Там же, с. 24.
4. Там же, с. 54.
5. Пфейфер Эд. Ассоциации. Настоящее положение рабочего сословия и чем оно должно быть, 1866, с. 76-77.
6. Socialdemokratins politiska problem/Wellenberg J. Molin L.-H., Kristersson U. et. al.-Stockholm: Timbro, 1987, s. 102.
7. Каблуков Н.А. — профессор статистики Московского университета. — см. в кн.: Кооперация. Страницы истории., вып. 2, с. 53.
8. Соболев М. — профессор политической экономии г. Томск — См.: Там же, с. 66.
9. Григорова Т.В., Лейбина Г.С. Развитие кооперативных форм хозяйства. Лекция. — М.:  Центрсоюз СССР, 1989, с. 6.
10. Маркс К., Энгельс Ф., Собр. соч., т.25, ч.I, с.484 
11. Макаренко А.П. Теория и история кооперативного движения. Учебное пособие. — М.; 1999, с. 79.
12. Григорова Т.В., Лейбина Г.С. Указ. соч., с. 13.
13. Макаренко А.П. Указ. соч., с. 64-76.
14. Баллин Н.П. О русском кооперативном движении 70-80-х годов. — «Вестник кооперации», 1910, № 2, с. 22-30.
15. Кооперация. Страницы истории, вып. 2, с. 53.
16. Там же, с. 57.
17. Там же, с. 57-59.
18. Там же, с. 67.
19. Пажитнов К.А. Указ. соч., с. 26.
20. Кооперация. Страницы истории.,  вып.2,с. 71.
21. Туган-Барановский М.И. Социальные основы кооперации., М., 1916, с. 67.
22. Там же, с. 283.
23. Там же, с. 287.
24. Производственные кооперативы в России на пороге XXI века. Сборник материалов Первой международной конференции: «Проблемы производственной кооперации в России» (Москва, 15-17 апреля 1996 г.)…М., 1996, с. 189.
25. Николаев А.А. Теория и практика кооперации. — М., 1908, с. 14.
26. Кооперация. Страницы истории, вып.2, с. 62.
27. Кооперация в индустриально развитых странах. Сборник обзоров., с. 46.
28. Lambert P.  Le doctrine cooperative — 2 me ed. — Bruxel Lee; p., 1959, p. 235/
29. Кооперативы в индустриально развитых странах, с. 268.
30. В качестве противоположного мнения приведем цитату из книги К.А.Пажитного. Основы кооператизма. М., 1917, с. 14: «…сама кооперация есть лишь особая историческая форма, свойственная капиталистическому способу производства и составляющая его специфическое отличие от других способов производства».
31. Меркулов А. Кооперация, как творческий социализм. — «Союз потребителей», 1918, № 29-30, с. 12.
32. Кооперация. Страницы истории, вып.2, с. 55.
33. Там же, с. 65.
34. Там же, с. 47.
35. См. например: Григорова Т.В., Лейбина Г.С. Развитие кооперативных форм хозяйства, С. 40.
36. Бансель Д.А. Кооператизм., С-Пб., 1903, с. 1.
37. См. например: Барсуков В., Шейна З.И. К вопросу о сущности кооперации и необходимости ее адаптации к условиям рынка., Новосибирск, 1999, с. 22-23.  

7. Заключение. 

Место кооперативной формы организации общественного производства в поступательном развитии и движении человечества.

Автор умышленно отошел от общепринятых норм и заменил традиционное заключение текстом, в котором внимание читателей обращено к современным тенденциям развития человечества, актуализирующим опыт функционирования формы организации общественного производства, как бы являвшейся их предвестником. То есть этот раздел книги намечает в общих чертах те сдвиги в мировой социально-экономической жизни, которые ведут к повышению значения микроэкономических хозяйственных структур, человеческого фактора и нравственных норм в организации производства, что повышает роль не только кооперации, но и малых предприятий идентичных ей по своим характеристикам.

Этот сюжет требует особого рассмотрения, так как в обществоведении по-прежнему бытует представление об экономических структурах основанных на групповой собственности, как элементах исключительно отживающих, переходных обществ, не имеющих права на жизнь в современном мире. Вместе с тем порочность таких взглядов очевидна.

Несмотря на неблагоприятные условия кооперативного строительства, давления со стороны господствующего капитализма и попытку этатизации ассоциаций кооператоров в странах строивших социализм, артели и товарищества гармонично вписываются в общий сюжет будущего социально-экономического устройства.

Например, безусловно, совпадают общий процесс демократизации собственности, проявляющийся как тенденция мирового развития и сущностное качество кооперации — демократическое устройство. По выражению Р.Гильфердинга, «способность обеспечивать концентрацию производства без концентрации собственности возводит кооперацию с точки зрения многих идеологов в инструмент оптимального общественного прогресса, представляемого в качестве некоего «третьего пути» между «крайностями» рыночной и административно-командной или «плановой» экономики».¹

Свидетельств, подтверждающих жизненную силу «прямой демократии», множество. Одно из них  — «новая волна» роста кооперативных организаций США в 70-е — 80-е годы XX столетия за счет представителей интеллектуальных профессий, молодежи, женщин, национальных меньшинств. Причем вновь созданные кооперативные предприятия функционировали наряду с уже имеющимися хозяйственными структурами без каких-либо кредитных льгот и правовых привилегий, что вне всякого сомнения говорит о расширении сфер, социальных и правовых резервов кооперации.² В свою очередь «антибюрократическая» направленность кооперативных принципов является наглядной иллюстрацией реализации взглядов русских анархистов, строивших свое идейное воззрение на самоуправлении, коллективизме, взаимопомощи вне государства..³

В плане индустриализации труда кооперативная форма организации имеет свои пределы, связанные с характерной чертой, вытекающей из ее традиционного начала: определяющим значением субъективных личностных факторов в производстве. Равноправное объединение самостоятельных, обладающих достаточными навыками хозяев предполагает сохранение за кооператорами приоритетного места в производственном процессе. Роль индустриального рабочего, совершенно утратившего уникальные навыки ручного труда, «мастеровое мышление» и превратившегося в придаток «умной» машины неадекватна членам кооперативов изначально и противоречит самому смыслу кооперативных объединений долженствующих заполнить свою «нишу» в ряду хозяйственных организаций, удовлетворяющих групповые и индивидуальные потребности именно благодаря сохранению особых умений мастеров.

Подмечая эту особенность кооперации мелкого производства, Туган-Барановский М.И. писал, что «артель чаще встречается среди предприятий, имеющих характер ремесла. Но когда в основе производства лежит машина, и количество и качество производимого продукта не столько зависит от искусства труда, сколько от свойства употребляемых при производстве машин, тогда это преимущество артелей перед капиталистическим предприятием утрачивает большую часть своего значения».⁴ 

В то же время было бы ошибочным полагать, что технический прогресс прерогатива исключительно капиталистической формы организации производства. Основываясь на теорию технологической динамики С.Ю.Глазьева, Сенявский А.С., исследовавший соотношения форм собственности с технологическими укладами и их сменой, пишет: «Отношения собственности (в основном) инвариантны относительно смены доминирующих технологических укладов. То есть переход от одного технологического уровня к другому может с примерно равной эффективностью осуществляться при принципиально разных отношениях собственности и структуре собственности в стране».⁵  

Такой взгляд на модернизационные процессы позволяет преодолеть однобокое представление о техническом прогрессе, приписываемом по политическим соображениям капиталистической или государственной хозяйственной организации, искоренить попытку ранжира тех или иных экономических образований по степени ценности.

Возникшее в эпоху индустриализации отставание от других макроэкономических форм в уровне технической оснащенности в огромной степени компенсируется возможностями, открывающимися перед кооперацией сейчас, когда материальные факторы производства вновь уходят на второй план, и происходит интеллектуализация труда и собственности, требующая преодоления их отчужденности.

Кроме того, в настоящее время, все большее значение в экономическом и социальном процессах приобретают групповые общности людей. По мнению Б.Каталано появились признаки «новой экономической эры», в которой на первый план выдвигаются коллективные интересы..⁶ Как уже было отмечено, именно коллектив, его солидарность в решении намеченных задач играет решающую роль в повышении эффективности общественного производства. Этому сюжету посвящена восьмая глава: «Производительность от человека» серьезного исследования Т.Питерса и Р.Уотермена, основанного на опыте лучших компаний мира.7 Поиск нетрадиционных путей повышения эффективности производства с использованием «человеческого ресурса», интеграции усилий персонала, обращением к культурно-этическим ценностям — стал главным направлением исследований в области менеджмента в 80-е годы XX столетия.⁸ 

При этом учеными установлена прямая связь между кооперативными принципами и динамикой производительности труда. С.Эстрин, Д.Джонс и Я.Свейнар провели тщательное исследование с широким использованием  эконометрики и пришли к выводу о том, что, например участие членов кооперативов в распределении прибыли способствует росту производительности труда.⁹ 

Кооперативные коллективы, являясь носителями не только экономических, но и социальных функций, как бы выходят на самую вершину общественной значимости. Солидарная позиция членов кооперативных ассоциаций заключает в себе возможность активного воздействия на решение фундаментальных проблем общества. «Такие стимулирующие факторы, как труд на себя, солидарный интерес, — пишет в монографии: «Человек — источник заинтересованного труда» Смирнов И., — взаимопомощь, уровень доверия между рабочим персоналом и администрацией, формы ответственности, совместный риск, — эти стимулы повышают уровень психофизиологической активности, что дает возможность эффективно решать весь спектр задач».¹⁰

Невольным сторонником кооперации стал ярый проповедник неолиберализма Ф.Хайек. Его мысль о развитии «рынка индустриальной метаконкуренции», наделяет наибольшими шансами выживания те экономические структуры, которые обеспечивают более высокий жизненный уровень большему числу людей.¹¹  Очевидно, что к таковым относится и кооперация.

Современное постиндустриальное общество переживает глубокую структурную и качественную перестройку производительных сил и отношений собственности. Это обстоятельство инициировано, набирающим силу процессом получившим название «сервисизация». Последняя характеризуется, во-первых, наряду с сохранением частной собственности, плюрализацией форм собственности, обусловленой тем, что доход становится функцией не только капитала, но и знаний, что в свою очередь способствует «появлению работника, отличающегося неизмеримо большей квалификацией и иным местом в процессе производства». Во-вторых, возникновением огромного нематериального сектора, дающего около 3/4 валового внутреннего продукта, «где средства производства (в общепринятом понимании) не имеют существенного значения», и как следствие, индивидуализацией и миниатюризацией трудовой деятельности. При этом усиление конкуренции на глобальном уровне и увеличение нестабильности положения человека в условиях сокращения трудоемкости институциональных экономических структур ведут к расширению коллективной и кооперативной форм хозяйствования.¹²

Потенцию роста сектора экономики, основанного на гармонизации индивидуальных и групповых интересов, несет в себе расширение социальной базы — увеличение в социальной структуре современного общества среднего класса, в наибольшей степени реагирующего на показатели «качества жизни».  В набор последних, как справедливо заметил еще в 20-е годы прошлого столетия английский экономист А.Пигу, входит не только доход, но и условия труда, окружающей среды, человеческие отношения, социальная стабильность, общественный порядок, уверенность в завтрашнем   дне.¹³ 

Именно для этих групп населения характерны высокая динамика и разнообразие потребностей, наиболее полно удовлетворить  которые возможно посредством развития наряду с другими маломасштабными экономическими организациями, кооперативных предприятий.¹⁴  В свою очередь сами представители средних слоев населения являются питающим социальным резервов создания новых объединений.

Росту кооперации способствует и демографический фактор. В предстоящие 50 лет население мира будет возрастать на 95 миллионов человек в год и достигнет к 2050 году отметки в 10 миллиардов. На фоне уже сложившихся на сегодня трудностей с занятостью населения (треть трудоспособного населения планеты не имеет полной занятости) проблема использования людских ресурсов приобретет особое социальное звучание.¹⁵ В решении этой глобальной проблемы место и роль кооперации, предполагающей самодеятельное участие масс в общественном производстве, трудно переоценить.

Зачастую в теоретических дискуссиях оппонентами кооперации приводится довод о ее ограниченных возможностях в концентрации производства и ссылка на то, что это обстоятельство якобы идет в разрез с мировой экономической тенденцией обобществления. И наоборот, некоторые сторонники кооперативного движения видят в артелях и товариществах универсальную форму организации всего общественного хозяйства.

В отношении первой позиции необходимо заметить, что концентрация производства, сопровождаемая концентрацией собственности это процесс характерный исключительно «евроцентристской» экономической модели. Совсем по иному происходит образование макроэкономических структур, например в Японии. Не выдерживает критики и второе утверждение, абсолютизирующее возможности кооперации. «Кооперативизм» (так принято именовать направление общественной мысли, абсолютизирующее кооперацию) возродился и получил развитие в 70-е годы XX века в трудах профессора Гамильтонского колледжа в Нью-Йорке Д.Д.Джонса, профессора Корнельского университета Я.Ваиека, профессора Шведского кооперативного института К.Бломквиста и др. «Пробил час самоуправления и кооперативов труда», — провозгласил Я.Ваиек на Всемирной конференции по развитию производственных кооперативов в Риме в 1978 г.¹⁶  

Однако вопреки чаяньям «кооперативистов» многие отрасли общественного производства остаются за пределами возможностей кооперативов. Кооперативная организация таких экономических сфер как железнодорожный транспорт, связь металлургия, разработка недр и т.д. вообще вряд ли возможна. Кроме того, масштабы и формы собственности отдельных экономических сущностей и реалий, без учета действия субъективного фактора, и если конечно не иметь в виду «аномалий», прямо противоречащих логике естественного развития, вызванных экстраординарными событиями (войной, эпидемией, засухой, революционным переворотом и т.д.), имеют объективно обусловленный характер, также как их взаимосвязь, каузальность и соподчиненность.

При этом каждый уровень обобществления производства соответствует уровню реализуемых экономических интересов. В свою очередь хозяйственные совокупности, действующие в рамках определенного спектра экономических интересов социальных общностей (нации, коллективов, групп и т.д.), приобретают различные формы, поэтому идеализация каких-либо из них не верна в принципе.

Большой круг сторонников объединяет теория «размерности производства», согласно которой нормальное функционирование экономики возможно при наличии всего спектра предприятий от мельчайших до сверх крупных.¹⁷ 

Согласно другой теории, основанной на большом фактическом материале, обнаруживается прогрессирующий процесс образования «экономических ниш», требующих применения труда мелких товаропроизводителей. Особенно это касается сферы услуг, консультаций, мелкосерийного производства.¹⁸ 

Немаловажную роль в возрастании рейтинга кооперативных организаций играет все более проявляющаяся тенденция к сужению сырьевой базы. Уже сегодня ощущаются пределы дальнейшего освоения экосферы, зримо обозначаются границы техногенного использования природных ресурсов. Нарастает проблема сырьевого обеспечения крупного производства.

В ежегодном докладе МКА за 1980-й год говорится по этому поводу следующее: «Что бы еще ни говорилось о столетии, к завершению которого мы приближаемся, это был период, в течение которого человечество сделало намного больше для отравления и разрушения окружающей среды, чем за всю предыдущую историю. Промышленная революция современной эпохи, которая началась примерно 200 лет назад, вывела общество на путь разрушения и уничтожения всей среды обитания человека под лозунгом: «Грязь делает деньги». Деградация окружающей среды сопровождается расточительным использованием ресурсов и нарушением крупного природного баланса».¹⁹ 

Ограничение легкодоступных запасов сырья обуславливает наращивание потенциала природосберегаемыми предприятиями, которые действуют на основе местных ресурсов, разработки неперспективных, с точки зрения масштабной добычи, источников полезных ископаемых. В ряду таких хозяйственных структур была и остается кооперация.

Таким образом, нет основания полагать, что кооперативная форма хозяйственного устройства остается вне тенденций общественного прогресса. Напротив, сущностные качества объединений основанных на коллективной собственности органически вписываются в содержание современного развития общества. Унификация социально-экономического процесса на практике или попытка обосновать предпочтительность какой-либо организации на теоретическом уровне идет в разрез с естественным ходом событий. Исторические условия могут в значительной степени повлиять на морфологию кооперации. Однако институциональные признаки, определяющие ее содержание, при этом останутся неизменными, и будут способствовать сохранению за артелями и товариществами их специфического места в ряду других хозяйственных образований.

1. Гильфердинг Р. Финансовый капитал. — М., 1959, с. 266.
2. Кооперативы в индустриально развитых странах. М., 1992, с. 37.
3. Там же, с. 38.
4. Туган-Барановский М.И. Социальные основы кооперации. М., 1916, с. 244.
5. Сенявский А.С. Трансформация собственности в России в XX веке. Модернизационные и демодернизационные процессы. — В кн.: Собственность в XX столетии. — М.: РОССПЭН, 2001, с. 308.
6. Кооперативы в Западной Европе. Реферативный сборник. — М., 1989, с. 8.
7. Питерс Т., Уотермен Р. В поисках эффективного управления (опыт лучших компаний) М.: Прогресс, 1986.
8. Грачев М. Управление трудом. — М.: Наука, 1990, с. 3.
9. Кооперативы в Западной Европе, с. 7.
10. Смирнов И. Человек-источник заинтересованного труда. — М.: Знание, 1992, с. 35.
11. Капелюшников Р.И. Философия рынка Ф.Хайека//Мировая экономика и международные отношения. — М., 1989, № 12, с. 15-26.
12. Широков Г.К. Запад-Восток: эволюция форм собственности в XX веке. — В кн.: Собственность в XX столетии, с. 65.
13. Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли: Пер. с англ./Общ. ред. и вст. Ст. Румянцева А.М. — М.: Прогресс, 1968, с. 313.
14. Современный капитализм: Хозяйственный механизм и НТП/Никитин С.М., Усоскин В.М., Дынкин А.А. и др.: Отв. Ред. Никитин С.М., М.: Наука, 1989, с. 121.
15. Содействие развитию кооперативов МОТ (Международная организация труда) Женева: МБТ, 2000, с. 7-9.
16. Макаренко А.П. Теория и история кооперативного движения. Учебное пособие. — М.: «Маркетинг», 1999, с. 120.
17. Трофимов И. Крупные корпорации и эффективность экономики//Мировая экономика и международные отношения, 1992, № 9.
18. Кооперативы в Западной Европе. Реферативный сборник. — М., 1989, с. 11.
19. ICA. Cooperatives in the Year 2000, London, 1980, p. 23.

Содержание.

1. Введение.
2.  Виды кооперации и их место в цивилизационном пространстве.
3. Роль объективных и субъективных факторов генезиса кооперации мелких собственников и её сущностные характеристики.
4. Кооперация в контексте либеральной и социалистической концепций общественного развития. 
5. Противоречия — источник совершенствования коллективных предприятий.
6. Определение понятия кооперации
7. Заключение. Место кооперативной формы организации общественного производства в поступательном движении человечества.